Созвездие Козерога, или Красная метка

Очнувшись после него, я вдруг почувствовал себя счастливым. Да, счастливым!

Я вдруг все понял!

Нам всем нужно быть вместе.

Не только нам, нам вдвоем, мне и сыну. Нет! Какой смысл быть «там» таким же несчастным, что и «здесь»? Мы все должны быть вместе – все, кто был дорог Виталику. Все они должны быть с ним.

И тогда придет покой.

Когда я понял это, то впервые со дня смерти сына почувствовал, что оживаю. У меня появилась цель.

Я вышел из дома, сел на крыльце, чтобы все обдумать.

Сначала – Лара. Она уйдет первой. Виталик встретит ее. И там, вдвоем, им обязательно будет хорошо.

Потом – Рита. Это будет немножко несправедливо, потому что именно она была его первой любовью, но она уступит место Ларе, потому что перед смертью Виталика Лара была ему дороже.

Еще – Татьяна… Ее нам тоже надо будет взять с собой. Это она сломала Виталику руку, из-за нее он не стал прославленным музыкантом, и она тоже должна принять его приглашение.

Приглашение умереть – я сам передам его Татьяне.

Ей и всем остальным.

Когда я принял это решение, в моей жизни появился смысл!

На следующий день я отправил приглашение Ларе. Выждал день – она должна была осознать его, принять и собраться в дорогу.

Потом я ей позвонил.

– Это Лара?

– Да. Погодите минутку, – попросила она. В трубке отдаленно слышался собачий лай с восторженными, визгливыми нотками – наверняка бесновался щенок. С минуту Лара урезонивала расшалившуюся собаку.

– Слушаю вас, – сказала она наконец.

– Вы получили приглашение?

– Какое приглашение? Я получаю много приглашений.

– Приглашение на свадьбу. От Виталия. От Виталия Изотова – вы должны его помнить.

Она помолчала. Я слышал только легкое дыхание.

– Я не знаю, кто вы и чего добиваетесь, – сказала она наконец, и в голосе ее проскользнуло раздражение, смешанное с легким испугом, – но это была дурная шутка. Виталий Изотов умер. Почти два года назад.

– И все-таки, это приглашение от него, – сказал я поспешно, ибо даже на расстоянии уловил, что Лара вот-вот швырнет трубку. – Погодите! Кроме открытки он прислал вам еще кое-что. Я могу передать вам это. Это очень интересная вещь.

Она опять помолчала.

– Где?

Мы договорились о встрече.

Я пришел первым и долго смотрел на нее из-за широкоствольной сосны. Девушка, из-за которой погиб мой сын, и вправду была ослепительно хороша. Но, думал я, если снять с Лары все ее дорогие цацки, дубленку, белые сапоги, если смыть с лица косметику и обрезать длинные светлые волосы – не станет ли она так же проста и некрасива, как и мой сын?

Впрочем, у меня было немного времени для раздумий.

Я подошел сзади, и Лара, мельком оглянувшись, пробежала по мне равнодушным взглядом и снова отвернулась к дороге. Ей даже в голову не приходило, что кто-то может прийти к ней на своих двоих. Я встал в двух шагах от нее. Она снова быстро оглянулась, состроила недовольную гримаску, посторонилась…

…Ее собака прыгала на меня, лаяла до хрипоты, трепала рукав моей куртки. Щенка я мог бы убить одним ударом каблука, но разве он был в чем-либо виноват перед моим сыном? А Лара – Лара умирала медленнее, чем бы мне хотелось, она оказалась очень сильной девушкой, она билась в удавке и тихо оседала на снег, руки царапали шею, пытаясь уцепить, оттянуть, разорвать то, что так мешало ей дышать.

И все-таки глаза ее остекленели.

Я хотел уйти скоро, не оглядываясь – и все же оглянулся. Девушка лежала на боку, подогнув ноги в коленях, одна рука тянулась к шее, другая, поблескивая маникюром, вытянулась на снегу. Я смотрел на нее, я понимал, что сделал это ради сына, и все же в голове моей засверкали тысячи молний. Дикая, опоясывающая боль грозила расколоть мой череп на части. Я прислонился к дереву, чувствуя дурноту. Это потому, понял я внезапно, что она смотрит. Смотрит на меня…

В моей руке что-то щелкнуло, рука стала липкой. Я перевел глаза: оказывается, непроизвольно сжимая кулак, я раздавил в щепки дешевенькую пластмассовую зажигалку, лежавшую в кармане. Красные осколки порезали руку, кровь стекала по запястью. Я вынул носовой платок. Обмотал им руку.

Все это время она смотрела на меня. Смотрела, не отрываясь. Этого нельзя было допустить. Нельзя, чтобы она рассказала Виталику, как жалок был его отец, когда совершал это! Я подумал: ведь она мертва – зачем же ей видеть?

И в глаз ее вошел красный осколок.

Потом я ушел. Меня шатало. Пошел снег, сначала тихо, потом западал хлопьями. Здесь, за городом, он почти не таял. Снег – это хорошо, думал я, из последних сил стараясь оставаться в сознании. Снег покроет следы.

Весь вечер меня мутило. Беспокоило другое – страшно болела голова. Но эта боль прошла, как только я уснул – когда я уснул, пришло облегчение. Я видел их вместе: Виталика и Лару. Они улыбались мне и были мне благодарны…

Теперь – Рита. С ней все оказалось гораздо сложнее, чем я ожидал. В тот день я долго прятался в палисаднике напротив и несколько часов кряду наблюдал за освещенными окнами своей квартиры. До тех пор, пока точно не убедился, что Рита сегодня одна.

– Аркаша? – она удивилась. Еще бы! Ведь я был в костюме Деда Мороза. Она узнала меня, только когда я снял бороду.

– Не ждала?

– Нет, конечно. Ты за деньгами? Но ведь время еще не подошло.

– Нет, дорогая. Я пришел за другим. Я пришел спросить.

– Спросить? О чем?

– Принимаешь ли ты его приглашение.

– Погоди-погоди… О чем ты, Аркаша?

– Все очень просто. Я приглашаю тебя умереть…

Она пятилась, пятилась, пока не упала на кровать. А потом забилась в моих руках, как птичка, – удавка не понадобилась, и я почувствовал, как под моими пальцами хрустнули позвонки.

Что-то зазвенело. Лампа. Упала и разбилась, рассыпалась на десятки осколков. Я оглянулся: Рита смотрела на меня, полуприкрыв веки. Сжав в руке осколок, я подошел к ней…

…Это было чудовищной ошибкой – входя сюда, не проверить, закрылась ли за мной дверь! Я понял это, когда услышал – все мои чувства были обострены – шаги на лестнице. И понял, что сейчас сюда, в мою квартиру, войдет человек.

Первый раз в жизни я возблагодарил судьбу за свой маленький рост! Будь я хотя бы на голову выше, мне ни за что бы не удалось втиснуться в стенной шкаф в прихожей.

Человек – я не знал, кто это, и в щель между дверными петлями видел его впервые – вошел стремительно, и в руках его был одеяльный сверток, с которым он пересек коридор и вошел в комнату. По звуку шагов я понял, что он остановился на пороге. И замер.

Потом он позвал: «Рита! Рита!» – и бросился к ней. Я слышал, как он пытался привести ее в чувство, потом сказал: «Боже мой!» Затем все стихло – на некоторое время.

А затем он стал осторожно перемещаться по квартире, заглядывая во все углы, открывая все двери…