— Естественно!
— Он вел бы себя иначе, если робота там нет. Он ужаснулся тому — что мы знаем.
— Это твое предположение, Хари. Но, даже если он там — мы все равно не сможем проникнуть внутрь…
— Мы можем попытаться. После завтрака пойдем и купим красную ленту для меня. Я надену ее, опущу глаза вниз и направлюсь прямо в Сакраториум.
— В этом чехле на голове?! Тебя мгновенно схватят.
— Не думаю… Сначала я пройду в библиотеку, где собрано все их знание о соплеменниках. Любопытно взглянуть, между прочим! И уже из библиотеки, которая прилежит к Сакраториуму, проберусь к входу в храм…
— Где тебя немедленно схватят!
— Ты ошибаешься. Слышала, что говорил Мицелий: все опускают глаза вниз и занимаются медитацией о Великом Потерянном Мире, об Авроре. Никто ни на кого не смотрит. Их дисциплинированность и поможет мне. А уже потом я отыщу «орлиное гнездо».
— Ни больше, ни меньше!
— Мицелий обмолвился один раз, предупреждая не подниматься туда, ты помнишь? Значит, это место где-то в башне Сакраториума, может быть, в центральной?
Дорс покачала головой.
— Я не могу вспомнить его слова дословно, да и ты можешь ошибаться… И потом… это здание… Постой-ка! — она замолчала.
— Ну?! — нетерпеливо торопил Селдон.
— Я вспомнила архаичный смысл этого словосочетания: «орлиное гнездо». Подразумевается, что это место находится на вершине чего-то…
— Вот! Видишь, какие полезные знания мы приобрели в результате нашего фиаско. Если я найду этого робота, существующего двенадцать тысячелетий, и побеседую с ним…
— Допустим, все произойдет именно так… Как ты полагаешь, сколько секунд у тебя будет на разговор с ним? До того, как нас схватят?
— Ну… я не знаю — сколько. Если уж я увижу его, удостоверюсь в его существовании… там будет видно! Слишком поздно отступать, Дорс. Теперь меня ничто не остановит — только смерть!
— Майкогенцы способны и на это! Хари, ты не должен так рисковать…
— Я должен и смогу.
— Хари, я обещала присматривать за тобой, и не могу отпустить тебя одного, понимаешь?
— Ты должна, Дорс. Пути развития психоистории важнее моей безопасности. И, вообще, моя безопасность имеет значение только в том отношении, что именно я могу развить эту науку. Если ты помешаешь мне — пострадает наука, подумай об этом! Он поймал себя на том, что его переполняет чувство собственной ответственности, своего предназначения. Психоистория — его смутная догадка, еще недавно такая призрачная, недоказуемая — стала вдруг неясно вырисовываться, приобретать реальность. Теперь он обязан верить в ее полезность. Конечно, он еще не воспринимал ее как что-то общее, цельное, но он был уверен — Сакраториум поможет прояснить многое.
— Что же, тогда я пойду с тобой. Может быть, мне удастся вытащить тебя, идиота, когда придет время…
— Женщинам запрещено входить в храм, ты же знаешь.
— А что делает меня женщиной? Вот этот серый балахон? Да под ним ничего не разберешь! Моя прическа под кожаным наголовником не видна. Без косметики у меня такое же лицо, как и у майкогенских мужчин: здешняя сильная половина не имеет щетины. Единственное, что мне нужно — белая одежда и красная лента, и все! Любая из Сестер могла бы проделать то же самое, если бы не предубежденность. А у меня ее нет!
— Я не пущу тебя, это слишком опасно.
— Не более, чем для тебя!
— Я должен рисковать.
— Значит, и я должна. Или ты думаешь, что твоя воля сильнее моей?
— Я думаю… — Селдон задумался всерьез.
— Словом, имей в виду, — голос Дорс звучал непреклонно, — я не отпускаю тебя одного! А если ты, все-таки, попытаешься — я ударю тебя, ты потеряешь сознание, и тогда я свяжу тебя! Выбирай сам! Советую оставить упрямство.
Селдон мучился и мрачно ворчал. Больше аргументов у него просто не было.
Небо затянули легкие облака, но оно было бледно-голубым, словно подернутое тонкой дымкой. «Это хорошо», — подумал Селдон, и внезапно он почувствовал отсутствие самого Солнца. Никто на Транторе не видел естественного солнечного освещения… Может быть, только при выходе на Внешнюю Окраину, да и то, при ясной погоде. Чувствуют ли рожденные на Транторе нехватку солнечного света? Задумываются ли они над этим? Когда они отправляются на другие планеты, вызывает ли у них вид солнечного диска восторг, безотчетную радость… Почему, спрашивал он себя, такое огромное множество людей проводит всю жизнь, даже не пытаясь найти ответ на все эти вопросы, не задумываются? Что может быть более увлекательно для человека, чем поиск ответов?
Его взгляд остановился на более низком уровне. Вдоль широкой дороги, слева и справа, виднелись низкие здания, большей частью — магазины. Индивидуальный транспорт сновал в том и другом направлении. Машины придерживались правой стороны. С высоты они представлялись коллекцией антикварных экспонатов; однако, он знал, что они снабжены электроприводом и совершенно бесшумны. Селдону пришло в голову, что понятие «антикварные» не всегда вызывают насмешку. Может быть, такая тишина располагает к неторопливости… И вообще, нужна ли поспешность в жизни? Он увидел стайку детей внизу, играющих вдоль дороги. Его губы сжались в досадливую гримасу. Совершенно ясно, что долгая жизнь майкогенцев — выдумка, нелепость, иначе они не стали бы потворствовать детям. Ребятишки обоих полов (правда, отличить девочек от мальчиков было нелегко) носили коротенькие хитончики, чуть ниже колен. Это не сковывало детской подвижности. У детей были волосы, короткие, около дюйма. Селдон заметил, что у более старших были капюшоны, и некоторые дети накинули их на головы, словно стараясь казаться старше, быть похожими на взрослых. Вдруг Селдон спохватился:
— Дорс, когда вы ходили по магазинам, кто платил — ты или сестры?
— Разумеется, я. У сестер не было кредитных карточек. Собственно, почему они должны платить? Все, что покупалось — покупалось для нас с тобой, не для них!
— Ведь у тебя транторские кредитные карточки?
— Разумеется, Хари. Никаких проблем не возникало. Люди Майкогена могут придерживаться любых культурных традиций, любого образа мыслей. Они могут истреблять свои волосы и носить хитоны, но они не могут отказаться от мирового кредитного способа оплаты. Если бы они решились на это — не было бы никакой коммерции. Хари, кредит — это движущая сила, — она подняла руку, словно держала невидимую кредитную карточку.
— И они с легкостью брали твои кредитки?
— Да, совершенно равнодушно. Кстати, никогда ни слова о моем наголовнике. Кредитки — отличное противоядие!
— Прекрасно, значит у меня не будет никаких проблем при покупке…
— Ну уж нет. Покупать буду я сама. Кредитки служат противоядием против чего угодно, однако, женщине проще. Здесь принято, что покупками занимается женская половина населения. Это отвлечет внимание! Вот и магазин.
— Тогда я подожду тебя у входа. Пожалуйста, купи красивую, выразительную красную ленту.
— Не притворяйся, что забыл о нашем уговоре. Я куплю две ленты, и еще одно белое платье… для себя.
— Им не покажется подозрительным, что женщина покупает белое?
