Все с хохотом смотрят на щуплого блондинчика.
– Эй, дубль «Зенита», публика ждет!
Блондинчик стягивает через голову гимнастерку и становится ясно, почему его «заводят»: на груди у него замысловатая татуировка, в центре которой футбольный мяч и надпись: «Я люблю футбол. Дубль Зенита 1941».
Шурик словно не слышит шуток, он натягивает майку, берет в руки мяч, взглядом знатока проверяет шнуровку и вдруг на мгновение прижимается к мячу щекой, как к чему-то теплому и родному.
Парни убежали вниз, а Малахитов вдруг положил руку Пете на плечо и тихо проговорил:
– Меня комиссовали, мастер Пит. Флота мне больше не видать.
– Почему?
– У меня было сильное ранение в голову.
Петя вдруг вспомнил. Он осторожно протянул руку, сдвинул набок мичманку на голове Малахитова и снова увидел пульсацию чуть повыше левого виска.
– Там у вас мозг прямо под кожей? – с ужасом спросил Петя.
– Он самый, – весело ответил Малахитов.
– Вам очень досадно, что не будете больше воевать?
Петя смотрел на моряка, как на обреченного, но и с некоторой долей разочарования.
– Знаешь ли, – Малахитов говорил с мальчиком всерьез, как с равным, – на фронте я иной раз завидовал летчикам и артиллеристам. Они стреляли по этой сволочи издалека… А я, Петя, очень много людей убил вблизи, вплотную, глаза в глаза…
Сказав это, моряк еле заметно вздрогнул.
– Что же вы теперь будете делать? – спросил мальчик.
Разве мог он до конца понять своего собеседника?
– Видишь ли, Петр, – тихо проговорил Малахитов, – все мои друзья остались там, кто в Аджимушкае, кто на евпаторийских пляжах, кто в бухте Констанцы… и раз уж мне выпало жить, так я и буду жить в память о них, потому что я один из них, один из тех мальчиков…
Говоря это, он смотрел очень далеко и как будто совсем забыл о своем собеседнике.
– Они погибли, а вы в одеяле ходите, – еле слышно пробормотал мальчик.
– Что? – встрепенулся Малахитов.
– Ничего.
Малахитов встал и положил Пете руку на плечо.
– Пошли. Нас, наверное, Марина ждет.
Мальчик диковато взглянул на него, вывернулся из-под руки и отскочил в сторону. Малахитов с интересом смотрел на футбольное поле.
– Смотри-ка, Петр, а Шурик-то действительно показывает высокий класс!
Сияющий Шурик стремительным дриблингом вел мяч к воротам.
Под окном Марины вновь стоят три блистательных летчика из команды выздоравливающих, двое наших и один американец-негр, должно быть угодивший в советский тыл после «челночного» рейса.
– Марина, Джордж сегодня в ДОСА играет на кларнете! Настоящий джаз! – завлекают офицеры девушку.
– Марина! Ай шоу америкен данс тунайт! Джиттербаг! – скалит сахарные зубы негр.
– Нет-нет, мальчики, не могу! Зачет! – отмахивается красавица и закрывает окно.
Петя в это время перелистывал какой-то ее учебник. Он захлопнул книгу и сердито спросил сестру:
– Почему на танцы не идешь?
– Не хочу, – улыбнулась девушка.
– Надо идти, когда приглашают боевые офицеры, да еще и союзник, угнетенный негр…
– Ох, балда ты мой, балда маленький! – с беспричинным, казалось бы, счастливым смехом Марина обняла Петю за плечи.
Он вырвался.
– Я тебе не маленький, а на танцы ведь можно и в танкетках пойти…
– Да я просто не хочу. Понимаешь – не хочу. – Марина взяла у него из рук учебник и весело запела: – Как на лямина криброза поселился криста галли…
Прекрасным весенним утром на главной улице города появились два юных предпринимателя, чистильщика сапог.
– Я читал, что один миллионер начинал именно с этого дела, – неуверенно сказал Петя.
– Нам миллионов не надо, лишь бы на корочки для Марины собрать, – сказал Ильгиз. – Будем сидеть на разных сторонах. – Он перебежал улицу и расположился со своими щетками возле кинотеатра, Петя сел недалеко от банка.
– Чистим, блистим, лакируем! – сразу же бойко заголосил Ильгиз, и к нему тут же подошел какой-то военный.
– Чистим, блистим… – робко начал Петя и вдруг услышал рядом возмущенный голос Эльмиры:
– Песни Труда, чем ты занимаешься?
Девочка, очень строгая, очень чистая и суровая стояла прямо перед ним.
Петя мучительно покраснел и, чтобы скрыть смущение, басом заголосил:
– Чистим-блистим-лакируем всем рабочим и буржуям!
Губы у Эльмиры задрожали, и она топнула ногой:
– Прекрати!
– Катись! – крикнул Петя.
– Ведь ты же пионер, Песни Труда! Ты очень отстал по цветным металлам, и вот… – девочка чуть не плакала. – Ну, Петя, ну, Петенька!..
В это время неподалеку пропел горн. Улицу пересекала команда «Верность». Ребята везли на тачке груду цветных металлов – примусы, тазы, краны, самовар…
– Видишь, Петя, наши идут. Пойдем! – позвала Эльмира.
– Катись, Электрификация! – зло сказал Петя. – А то сейчас ваксой нос измажу!
Не успела протрясенная Эльмира отойти, как над Петей раздался другой возмущенный голос, на этот раз голос Малахитова:
– Ты что это, Петр?! Чем ты занимаешься? Тоже мне Вандербильт!
– А вам-то что? – хмуро огрызнулся мальчик.
– Слушай, брат, я Марине скажу…
– Попробуйте только!
– И пробовать не стану, скажу, и все.
– Ну и будете предателем!
Малахитов, оглядываясь, удалился. Вид у него в измятом одеяльном пальто и с брезентовым портфельчиком был совсем непрезентабельный. Петя презрительно фыркнул ему вслед.
…Подошел полдень. Мимо Пети мелькали сотни ног, а вакса у него все еще была не тронута. Мальчик сидел, опустив голову, как вдруг перед ним возник отменный сапог гармошкой из тех, что называли «прохарями». Петя схватил щетки, неумело, но с большим энтузиазмом начал работу.
…Вслед за первым сапогом появился второй, за ним третий…
Петя поднял голову. Перед ним в начищенных сапогах стояла компания Пилюли. Хулиганы посмеивались, цыкали слюной.
– Плати, Пилюля, – глухо сказал Петя.
– Чем? – вежливо осведомился вожак. – Мылом? Спичками? Может, «Беломором»?
– Деньгами плати…
– Ах, деньгами! А ты вот мне языком отполируй, тогда и заплатим!
Пилюля приблизил к Петиному лицу свою подошву. Петя схватил обломок кирпича.
– Ой, боюсь! – кривляясь, закричал под смех своих «шестерок» Пилюля. – Дяденька милиционер, спасите, пожалуйста!
Вдруг он был пойман за шиворот мощной рукой и тут же затих, обвис. Над ним высился гигантский
