ФИЛИП
КАТЯ
Во время дуэта легкое вальсирование, приближение, удаление, снова приближение, и на последних словах своей партии Катя ложится на белую скамейку и почти мгновенно засыпает – умаялась за ночь, бедняжка.
Филип встал на колени перед скамьей и поцеловал спящую красавицу, и та ответила ему, то ли еще наяву, то ли уже во сне.
Ритм вальса резко ускорился. Счастливый моряк прокрутился по парку, перецеловал все статуи и исчез – помчался на корабль, оставив после себя весьма трогательное зрелище: утренний парк, лучи солнца, проникающие туман, кружение удодов и скворцов, милая женщина, спящая на белой скамье с умиротворенной улыбкой на устах.
В каюту адмирала Де Бертиа вошел с докладом вахтенный офицер.
– На миноносце «Арго», мой адмирал, весьма странно играют зо?рю!
Адмирал, нахмурившись, поспешил на мостик.
Эскадра мирно стояла в Неве. На всех кораблях играли зо?рю нормально, а на эсминце «Арго» оркестр гремел «Арию тореадора» Бизе, взлетали в небо шапочки моряков, а на мачтах поднимались флажки.
– Читайте сигнал! – приказал адмирал вахтенному.
– Эсминец «Арго» сообщает: «Поздравьте меня, мой адмирал точка я влюблен точка командир корабля Филип Деланкур точка».
– Письменный выговор! – рявкнул адмирал и добавил потише: – Устные поздравления.
Сон Кати Орловцевой. Наша красавица по-прежнему трогательно лежит на скамейке. Во сне она рассказывает чудесному французу прошлое своего дома.
Сон ее – это вальс, то быстрый, то медленный, то гремящий, то тихий, почти замирающий. И все персонажи этого сна вальсируют, кружатся, приближаясь и удаляясь.
…Мой отец был богат, но очень добр, и наш дом, любезнейший месье Деланкур, всегда был полон людей. Отец занимался промышленностью и посещал биржу вместе со своим другом графом Опоясовым. К тому же отец был меценатом, покупал картины и издавал журнал «Полярное Сияние», и здесь всегда кружились поэты, художники, артисты. Как веселились все тогда, хотя была и некоторая странность: граф Опоясов настойчиво предлагал мне свою руку. Конечно, я смеялась – ровесник моего отца! Тринадцать мальчиков были влюблены в меня, тринадцать мальчиков, а может быть и больше, а может быть и меньше, чем тринадцать… Ах, как весело тогда нам было, месье капитан.
Увы, все кончилось в один месяц. Отца погубила биржа. Состояние наше рухнуло. В газетах появились странные статьи с намеками против отца, с намеками на темные дела, такая грязная клевета. Некоторое время нас еще поддерживал негоциант господин Велосипедов, давал нам в долг, но потом и это не помогло, и батюшка наш умер от огорчения.
Теперь я совсем одна… Я старалась еще спасти этот дом как последнюю память об отце, но я одна, брат мой чудак, а я одна, мой милый Филип, мой чудесный француз, одна… совсем одна…
Вальс зачах на минорных тонах, и Катя Орловцева с глубоким вздохом проснулась.
Что это? Какое чудесное пробуждение! Что за дивная музыка? Вокруг Катиной скамьи французское трио: Филип Деланкур – скрипка, Роже Клаксон – флейта, Жанпьер Формидабль – контрабас. Они играют в честь Кати божественный концерт Гайдна, и играют весьма неплохо, один лишь Клаксон временами фальшивит – из зависти.
Боже! Вокруг огромные корзины цветов!
– Боже! – восклицает Катя. – Я все еще сплю? Господа, вы персонажи моего сна?
– Мадам, мы совершенно реальны, – отвечает за всех боцман Формидабль.
О, как красноречивы глаза молчащего Филипа!
Ощущение реальности весьма укрепилось, когда в саду появились грузчики. Они пришли за проданной пальмой. Возник и сам новый владелец пальмы господин Велосипедов, маленький засаленный субъект с робкими глазками под голубеньким пенсне.
– Господа, познакомьтесь, – говорит Катя. – Это добрый гений нашего дома господин Велосипедов, миллионер.
«Добрый гений» не очень-то понравился капитану Деланкуру. Он крепко сжал сухонькую ручонку в своем отчетливом кулаке и отвел господина Велосипедова в сторону.
– Забираете пальму? – спросил он.
– Что делать, – пролепетал г. Велосипедов. – Нужна.
В это время в саду появился блистательный граф Опоясов. Его сопровождал чрезвычайно важный шофер Пушечный. Цепким взглядом граф окинул сад и мгновенно оценил обстановку.
– Откуда здесь французы? – строго спросил он у Кати.
– Это персонажи сна, – улыбнулась она.
– Вздор! Романтические бредни! Я вижу, уже и пальму у тебя забирают? А между тем я могу сразу выкупить все твои закладные. Одно твое слово, Катя.
– Ах, Петр Степанович, вы опять за свое, – насмешливо улыбнулась Катя. – Такое утро чудесное, а вы опять об эротике, ваше сиятельство.
– Сколько стоит эта пальма? – Филип продолжал укреплять свое рукопожатие.
– Тыща рублей, – г. Велосипедов морщился от боли.
– А на франки сколько?
– Боже, какая боль, – простонал г. Велосипедов. – На франки – ноль. У вас, небось, они даром растут.
– Получите ноль и оставьте пальму, – сказал Филип и разжал кулак.
Следы счастья на лице г. Велосипедова.
– Господин Велосипедов, мы вас не отпускали! – весело крикнула Катя. – Останьтесь к чаю!
– Слушаюсь. И пальму оставлю и сам останусь.
Г. Велосипедов отпустил грузчиков и заюлил по саду, стараясь держаться подальше от Филипа и графа Опоясова, который и на него метал грозные взгляды.
– Господа, я пойду умываться, – сказала Катя, – а вы пока развлекайтесь. Вот серсо!
Она убежала в дом.
– Развлечемся, граф? – спросил Филип Опоясова.
– Непременно развлечемся.
Они смотрели друг на друга с улыбками, полыхая стихийной неприязнью.
В руках у всех присутствующих появляются палочки для игры в серсо. Обруч взлетает в солнечное небо.
В самом начале игры в парке появляется авиатор Владислав. Что-то, видимо, произошло с ним за истекшие часы: лоб забинтован, левая рука на перевязи, слегка хромает. Тем не менее и он включается в серсо.
Обруч летает с палочки на палочку, и фразы диалогов перелетают от одного к другому.
Игра в серсо
ФИЛИП (Владиславу насмешливо)
А где же ваш воздушный клоп?
ВЛАДИСЛАВ (
Упал на ваш плавучий гроб!
ФИЛИП
Погибла крошка-насекомое?
ВЛАДИСЛАВ
На дне Невы найдешь искомое!
ГРАФ ОПОЯСОВ (Клаксону отечески)
