обрел другое… – он хотел поцеловать бутылку, но одернул себя и поцеловал девушку. – Тебя, Сюзан.
Увы, он не очень-то развеселил подружку своим поцелуем.
Катя и Чарли остановились на пересечении Монпарнаса и Раснай, весело болтают.
ЧАРЛИ
КАТЯ (
Она заметила в толпе флотского офицера, похожего на Филипа, и очертя голову бросилась через улицу за ним. Визжат тормоза, вопят, резко осаживая, кучера. Уличная сумятица. Чарли вытаскивает Катю на тротуар и хватает за руку моряка. Катя вытирает слезы – какое разочарование.
Северный вокзал французской столицы. Из экспресса Санкт-Петербург – Париж выходит важная официальная персона граф Опоясов. Его встречают чиновник министерства и журналист.
– Господин генерал, какова цель вашего визита? – спрашивает журналист.
– Укрепление отношений на взаимной основе, – сурово отвечает граф.
– Нельзя ли точнее, господин граф?
– Нельзя ли серьезней, господин писака?
Журналист обижен. Чиновник докладывает:
– Господин генерал, вас ждет автомобиль министерства.
– Благодарю, у меня есть свой автомобиль.
С платформы экспресса съезжает хорошо знакомый нам «паккард». За рулем Пушечный. Рядом с ним синий от страха господин Велосипедов. Журналист повеселел – хороший сюжет! Чиновник опешил.
На перроне появляется еще один встречающий – Роже Клаксон. Вот этой персоне граф Опоясов искренне рад.
– Друг мой, как это мило с вашей стороны!
Оба коварных раскрывают объятия и в объятьях отходят в сторонку. Роже показывает Опоясову свежую газету со снимками.
– Катя уже здесь, ваше сиятельство. Что-то невероятное – шумный успех! Что они в ней нашли?
– Вам этого не понять, – граф рассматривает снимки и скрежещет зубами. – Ах, как хороша! Завтра же возьмемся за дело, Клаксон. Напоминаю, вы уже получили свой приз, а я еще нет.
Катя и Чарли сидят в «Ротонде». Американец смотрит на нашу героиню с обожанием. Она рассказывает ему свою историю.
– …я чувствую, с ним случилось что-то дурное. Я должна его найти, и я его найду! Я знаю, что я ему нужна!
– Черт возьми, Катя, – сказал Чарли. – С такой женщиной, как вы, я бы снова отправился куда угодно, через любые снега. Жаль, что вас уже застолбили. Это действительно жаль, но я буду помогать вам искать этого парня. Кстати, не он ли это? Я видел, как один моряк уже дважды выглядывал из-за угла и смывался.
Отбросив стул, Чарли бросается в сторону и вытаскивает из-за угла не кого иного, как Роже Клаксона.
– Боже! Месье Клаксон! – Катя бросается на шею Роже. – Ведь вы же лучший друг Филипа! Вы скажете мне, где он!
– Он… он… – Роже осторожно, но настойчиво выбирается из прелестных объятий. – Он, знаете ли, женился на баронессе и стал помещиком. Он где-то там, далеко, они купили остров в Средиземном море. Удалились от мира, обожают друг друга…
– Вот как? – Катя садится, обессиленная, и закрывает лицо рукой. – Значит, все хорошо? Значит, я ему не нужна.
Когда она открыла лицо, Роже Клаксона не было и в помине. Славный рыжий Чарли осторожно и нежно смотрел на нее. Она улыбнулась ему сквозь слезы.
Студия новой знаменитости, открывателя новой школы живописи Владислава Орловцева. Огромное стеклянное окно над крышами Парижа. На фоне этого окна стоит сам «маэстро» с палитрой и кистями. Рядом с ним на мольберте чистый холст. В студии в креслах сидят важные художественные критики. Артистическая молодежь стоит вдоль стен.
Владислав вдохновенно швыряет комки краски на холст.
– Браво! – кричит кто-то.
– Кажется, холст не загрунтован? – приглядывается один из критиков. – Маэстро, вы работаете без грунтовки?
– Какие, к черту, еще грунтовки?! – восклицает Владислав. – Я привык отрываться от грунта!
– Ура! – молодежь в восторге.
И вдруг Владислав замер. Он увидел в окне кружащийся аэроплан.
– Господи, вы видите?! – возопил «маэстро» и распахнул окна.
– Это, кажется, Анри Блерио, – сказал кто-то в студии. – В газетах писали, что…
– Вот он, великий! – закричал Владислав. – Что я перед ним?!
В студии вспыхнули аплодисменты. В следующий момент аудитория изумленно ахнула – маэстро Орловцев выскочил из окна и побежал по карнизу.
Он забрался на самый конек крыши и оттуда восхищенно смотрел за маневрами знаменитого француза.
Аппарат Блерио, между прочим, нес на тросах плакат с лозунгом «Требуем у правительства больше средств для развития авиации». Это и была цель полета.
Внезапно один из тросов оборвался, плакат перекосился и зацепился за трубу. Секунды отделяли авиатора от катастрофы. Владислав, не раздумывая, бросился вперед. Он перепрыгивал с крыши на крышу, пока не добрался до злополучной трубы. Несколько мгновений ушло на то, чтобы отделить плакат от троса. Аппарат Блерио рывком набрал высоту и… поднял повисшего на тросе Владислава.
На минуту мы оставим нашего смельчака в одиночестве раскачиваться над крышами Парижа.
В эту чудную минуту мы попадем на мансарду одного из соседних домов и увидим там Филипа и Сюзан.
Филип продолжает дуть винище и мизантропствовать.
– Весь мир – дерьмо, а люди – бессмысленные твари, жаждущие сладких ощущений. Ни любви нет, ни чести…
– Фили-и-п, – тянет устало утешительница Сюзан, – посмотри, какое небо, какое солнце…
– Все это обман, мираж!
– О-о-о, – Сюзан уже подавляет зевоту.
Судьба так раскачала нашего Владислава, что в следующую секунду он влетел в открытое окно мансарды и шлепнулся на мягкую тахту.
– О! – вскричала Сюзан. Как будто бы тот же звук, но совсем другая интонация.
– Мадмуазель! – приветствовал ее воздушный гость.
– Филип, да это ты?! – вскричал он. – А это я, Филип!
– Ты уверен? – пьяно ухмыльнулся Филип. – Быть может, наоборот?
– Сейчас я тебя обрадую! Здесь Катя!
– А вот и не обрадовал! Нашел чем обрадовать! К черту всех этих вздорных красоток! К черту всех!
Захватив бутылку, Филип уходит, хлопает дверью.
– О-о! – говорит Сюзан со смешанным, весьма смешанным чувством. Она подает Владиславу чашку кофе. Улыбается теперь с весьма отчетливым чувством.
СЮЗАН
ВЛАДИСЛАВ (улыбается в ответ)
