Когда-то очень давно у Надежды была замечательная книжка «Красная Шапочка». Сама Надежда в детстве читала эту книжку, потом по ней учила читать свою дочку (из чего можно сделать вывод, что она обращалась с книгой очень бережно).
Так вот в этой книжке бабушка Красной Шапочки выглядела в точности так же, как эта старушка, — круглые румяные щеки, добрые глаза за круглыми стеклами очков, седые волосы, собранные в аккуратный узел на затылке. Наверняка эта бабушка обожает своих внуков и печет для них замечательные пирожки. И ей удивительно идет уютное имя Таисья Михайловна.
Правда, вот со слухом у нее большие проблемы.
— А ты кто? — спросила старушка, удивленно уставившись на Надежду. — Ты не Ника!
С таким заявлением спорить было бесполезно.
— Здравствуйте, Таисья Михайловна! — громко и четко проговорила Надежда и повторила: — Я вам привезла посылку от Раисы! Меня зовут Надежда Лебедева! Раиса вам должна была звонить!
В доказательство своих слов она предъявила Раисину сумку.
— Я ничего не покупаю, — недовольно возразила старушка. — Вон соседке моей так же принесли мешок сахару, недорого, правда, она купила — а там оказалось только сверху немножко сахара, а снизу соль. Так она третий день сидит, соль от сахара отбирает…
Надежда призвала на помощь все свое терпение, мысленно сосчитала до десяти и повторила еще громче и отчетливее:
— Я. Ничего. Не продаю. Я. Принесла. Вам. Посылку. От Раисы. Раиса. Должна была. Вам. Звонить!
— А что ты так кричишь-то? — удивленно проговорила Таисья Михайловна. — Я еще, слава Богу, хорошо слышу! Так ты, значит, от Раи? Так бы сразу и сказала! Так ты заходи, чайку попьем, расскажешь, как там Рая живет…
Надежда вздохнула с облегчением и направилась вслед за хозяйкой на кухню.
Здесь все было именно так, как она себе представляла, — уютная маленькая кухонька была аккуратно прибрана, тут и там висели нарядные самодельные прихватки и вышитые крестом полотенчики.
Мгновенно появились и пирожки — с капустой и с яблоками.
Таисья Михайловна заварила чудесный ароматный чай, добавив туда какой-то травки из большой стеклянной банки, налила Надежде полную чашку (чашка была большая, темно-синяя, с золотым петухом), придвинула поближе к ней блюдо с пирожками, подперла щеку кулаком и проговорила:
— Ну, как там Рая?
Надежда откусила от пирожка (он оказался с капустой) и проговорила с полным ртом:
— Замечательно! Просто замечательно! Ее новый муж очень внимательный и обеспеченный, так о ней заботится… дом у них хороший загородный… детям на воздухе полезно…
— Вот хорошо! — оживилась старушка. — Должно же ей было наконец повезти! Зина одна ее растила, муж у нее сильно пьющий был, попал по пьяному делу под электричку, когда Рае семь лет было… Хорошо, что Рая материну судьбу не повторила. А вот Валечка, бедная, так и прожила всю жизнь без любви и ласки…
— Валечка? — машинально переспросила Надежда, которая не слишком прислушивалась к собеседнице, ее внимание поглотили пирожки. Тесто было отменное, вроде бы сдобное, а не тяжелое, совсем воздушное. Надежда ела уже третий пирожок и решала в уме сложную задачу — удобно ли будет попросить у хозяйки рецепт. Некоторые женщины не любят открывать свое ноу-хау. Но похоже, Таисья Михайловна полностью ушла в воспоминания, теперь начнет сыпать именами, вспомнит множество житейских историй, скучных и ненужных.
— Так и прожила одна, как разошлась с Анатолием, — вздыхала Таисья, — и Верочку одна воспитывала…
На этот раз Надежда Николаевна насторожилась: старушка сама заговорила о том, ради чего Надежда к ней приехала. Сама упомянула Верочку. Надо думать Верочка — та самая, как ее, Мельникова Вера Анатольевна, которой квартиру соседнюю сдали. В противном случае нужно немедленно откланяться и бежать отсюда, роняя тапки, иначе заговорит бабушка до смерти. Это она может. За пирожки, правда, большой ей респект.
— Конечно, воспитала она ее хорошо, — продолжала тем временем Таисья Михайловна. — Образование дала… Работа у дочки была приличная, экскурсоводом в музее. Платили, конечно, мало, но сейчас культура не в почете…
— Валечка — это ведь ваша знакомая из Плескова? — уточнила Надежда на всякий случай.
На этот раз старушка ее расслышала.
— Из Плескова, из Плескова! — закивала она. — Мы в Плескове, почитай, все знакомы, но Валечка — не просто знакомая моя, мы с ней и в родстве. Мать ее, Анфиса, моему покойному Ивану Филипповичу троюродная была… или нет… — старушка задумалась, шевеля губами и что-то в уме подсчитывая, — нет, четвероюродная! Но это все равно, по-нашему, близкое родство. А ты что же пирожки не ешь? Не нравятся?
— Очень нравятся! — искренне ответила Надежда. — Замечательные пирожки. Просто я уже и так очень много съела…
— Съешь еще! — строго потребовала старушка. — Их надо сегодня съесть, а то зачерствеют!
Надежда тяжело вздохнула, вспомнила про свои лишние килограммы, с которыми вела неравную борьбу, но не удержалась и надкусила еще один пирожок. Он оказался с яблоками.
— Очень вкусно! — повторила она. — Так что, вы говорите, Вера — дочь вашей родственницы?
— Единственная доченька, кровиночка, — закивала старушка, — всегда у нее Верочка свет в окошке была. Славная девочка, в школе училась хорошо, и послушная, и симпатичная… Валя-то сама не так чтобы интересная была…
— Ну, говорят же: «Не родись красив, а родись счастлив…» — ввернула Надежда для поддержания беседы.
— Оно-то так… — протянула Таисья Михайловна, — да только в их случае все по-другому вышло. И у Вали, и у Веры все несчастья через мужей произошли.
— Вот как?
Таисья Михайловна оживилась, услышав в словах Надежды несомненный интерес к теме разговора. Она налила им еще чаю и приступила к рассказу:
— Валечка тоже умницей была, школу с медалью кончила и в институт поступила, вот только точно не скажу в какой, но здесь, в Петербурге. Полюбила парня, такого же студента. Интересный был парень, сразу скажу, волосы светлые волной, лицо такое… открытое, приятное, высокий… Мы как увидели его с Зиной, Райкиной-то матерью, так и обомлели. И как только Валентина такого красавца охмурила? Ну, поженились они после диплома, потом она Веру родила, квартиру получили. Валя на завод устроилась, в лабораторию какую-то, а муж диссертацию писал. Бедно жили, конечно, но тогда все так. Валюшка на двух работах, девочку в круглосуточные ясли отдала. Потом оперились, муж диссертацию защитил и стал в том же институте лекции читать. Чем не жизнь, я тебя спрашиваю?
— Ну да… — удивилась Надежда, — а в чем дело?
— Мужики все сволочи, вот в чем! — с сердцем ответила Таисья Михайловна. — Вот слушай. Значит, живут они, вроде все хорошо, на лето к нам в Плесков отдыхать приезжают. Верочке уже седьмой годик пошел.
Тут-то все и случилось. Приезжает как-то Валентина, я тогда как раз тоже дома была. Как увидела я ее из окна — сразу поняла, что не в себе человек. Глаза красные, больные, волосы висят паклей, сама вся белая, руки дрожат. «Ты больна, что ли?» — мы спрашиваем. И Верочка у нее бледненькая, молчит все и к матери жмется. Ну, слово за слово, разговорили мы Валю. Оказалось вот что.
— Догадываюсь… — вздохнула Надежда, вспомнив рассказ Раисы. — Дело житейское…
— Значит, сидит она дома, мужа с работы ждет. Вдруг приходит к ней одна там… в общем, тоже в институте она работала. И говорит прямо как есть: «Дура ты дура. У тебя муж гуляет направо и налево, со всеми молодыми преподавательницами переспал, до студенток дошел». Мужчина видный, бабы, конечно, сами на него виснут, но надо же ведь и совесть иметь. Сейчас у него одна любовница, все про это знают.
