ступени, у кромки воды, он в нерешительности остановился.
— Гм! Бузий, вода-то на вид холодная!
— И на вкус не больно приятная, господин Фандор… Эту жидкость с хорошей «зелененькой» не сравнишь, нет!
И, вспомнив цвет абсента, Бузий предался сладостным грезам. Но в конце концов встал и подошел с дружелюбным видом к лестнице, где Фандор все еще стоял в нерешительности.
— Давайте-ка! — подбодрил он того. — Пора, наконец, собраться с духом, тем более в отчаянии…
— Как это в отчаянии, Бузий?
— Ну, раз вы пошли топиться!
Этот последний довод сразил Фандора, — он тяжело вздохнул, пробормотал что-то неразборчивое, упомянув вскользь имена Жюва и Фантомаса, потом, окончательно признав неизбежность предстоящего шага, спустился в ледяную воду Сены. И наконец-то окунулся в нее по самую шею, вымокнув, как настоящий утопленник.
— Эге! Господин Фандор! Что скажете насчет температуры воды?
Бузий неожиданно сменил прежний тон на насмешливый. Вся эта история его очень забавляла, и он еле удерживался от откровенной издевки.
— Ну и ну! — продолжал он. — Любопытный у вас купальный костюм, ничего не скажешь. Не в обиду вам будь сказано, господин Фандор, но очень уж дурацкий у вас вид — полезли в воду в рубашке и брюках. Утопленничек из вас — потешней не найдешь!
Но Фандор на этот раз вовсе не был расположен шутить. Добросовестно намокнув, он поспешил вылезти на берег, чувствуя, что замерзает и стучит зубами от пронизывающего его холода.
— Бузий!
— Да, господин Фандор?
— Что же делать, черт возьми, если я и дальше буду так стучать зубами?
— Такого еще ни с кем не было…
Бузий в растерянности потер лоб. Этот привычный жест, по-видимому, вдохновил его на добрый совет.
— Пробегитесь-ка рысцой, господин Фандор. К тому же вы слишком уж чистенький, вам бы надо в грязи вываляться!
— Обязательно надо, Бузий?
— Всенепременно! Понимаете, я их навидался сотнями, а то и тысячами…
Фандор не стал противиться. Он послушно пробежался туда-сюда по берегу, чтобы разогреться. Когда зубы его перестали выбивать дрожь, он, по совету Бузия, вывалялся в куче песка. Вылез он из этой кучи неузнаваемым. Песок налип на его мокрую одежду клейкой грязью, а волосы, еще недавно аккуратно причесанные на пробор, превратились в отвратительную грязную паклю. Настоящий утопленник! Он встал перед Бузием и с беспокойствием спросил:
— Ну как, Бузий, похож?
Бузий неуверенно кашлянул.
— Еще кой-чего не хватает, господин Фандор.
— А именно?
— Гримасы!
Тут же Фандор перепробовал несколько вариантов гримас, одну за другой, после каждой спрашивая:
— Которая лучше, Бузий, на ваш вкус?
Но Бузий был не в состоянии ответить. На него напал отчаянный, неудержимый смех, и он смотрел на Фандора, потешаясь, но в то же время в явной растерянности.
— Господин Фандор, — выдавил он, наконец, между приступами хохота, — лучшей гримасой будет такая, которую вы дольше всего сумеете удержать.
— Вы правы, Бузий!
— И при которой вы в то же самое время сможете вести наблюдение.
— Ладно, тогда вот такая! — И Фандор скорчил чудовищную рожу, зажмурив один глаз, широко открыв другой и оскалив зубы в страшной ухмылке.
— И побыстрее, Бузий. Времени у нас в обрез. Где мой катафалк?
— Неужели вы влезете сейчас в тачку, господин Фандор?
— Конечно.
— Но дорога идет вверх.
— Ну и что? Придется вам приналечь, черт возьми! Я же сказал, что деньги пойдут вам.
На этот раз Фандор говорил повелительным тоном, не терпящим возражений.
Бузий повиновался, бурча что-то себе под нос.
— Ладно, забирайтесь в экипаж. Надо же быть таким лентяем, чтоб заставить другого себя таскать, где же равенство? — И, продолжая ворчать, но ворчать вполне добродушно, так как долго сердиться Бузий был просто неспособен, он пошел за тачкой, подвез ее к Фандору и сбросил с нее холстину.
— И сколько же вы весите, господин Фандор?
— Шестьдесят восемь килограммов, приятель!
Бузий вздохнул:
— Шестьдесят восемь — это в сухом виде! — сказал он. — А сейчас, мокрый-то…
Однако Фандор, не обращая внимания на причитания своего помощника, растянулся во всю длину на тачке, свесив ноги между оглоблями и откинув голову.
— Ну, Бузий, теперь главное — не натворить глупостей! С этой минуты договор вступает в силу: я мертвец и не говорю больше ни слова.
В это самое время Бузий набросил на него тяжелую холстину, укрыв его с головой. Фандор тут же высунул из-под нее голову и грустно спросил:
— Еще одно только слово, Бузий, — этой холстиной вы уже пользовались?
— Нет, господин Фандор.
— Честное слово?
— О, честное слово!
— Гм!
И Фандор снова исчез под холстиной, а Бузий, крякнув от натуги, взялся за оглобли тачки.
— Кто тут? Кого надо?
Только что пробило половину одиннадцатого, и по голосу Доминика Юссона, когда он спросил, кто стучится к нему в дверь, можно было понять, что чей-то приход в такой час был для него непривычен и даже страшен. Но тут же он успокоился, так как ему ответил знакомый голос Бузия.
— Не пугайтесь, господин Доминик, это я!
— Что вам нужно, Бузий?
— Я вам гостя привел.
— Гостя? Вы с ума сошли?
— Ничуть, господин Доминик… Мне, главное, очень выпить хочется… откроете? Что скажете?
Бузий услышал, что вместо ответа Доминик Юссон отодвигает засовы.
— Ну, чего вам, Бузий? — спросил опять препаратор медицинского института, осторожно просунув голову в полуоткрытую дверь.
— Привез вам кое-какой товар…
На этот раз дверь раскрылась во всю ширь.
— Очень кстати! — сказал Доминик Юссон. — У меня как раз не хватает объектов. Мужчина или женщина?
Бузий, обычно весьма разговорчивый, на этот раз оказался немногословным. На естественный вопрос Доминика Юссона он ответил:
— Утопленник!
— Это не ответ.
