Михал Михалыч повернулся на изумленных каблуках, достал из хьюмидора на столе сигару, вкрадчиво понюхал:
— Ага, я вкурил. Мои полтора миллиона лежат себе на помойке. Я тебя, Жора, буду кормить мусором. До тех пор, пока ты сам не попросишь упаковать тебя в гроб.
— Михал Михалыч! — Жора боязливо проперделся. — Я только что придумал, как вам получить рисунок назад! Выслушайте меня засранца!
Спустя 1 час и 20 минут Жора, а также Тима и Люсьен в статусе «подчиненных Жоры» — шли по тропке, среди долбанных куч мусора, по Главной Столичной Помойке.
— Ну и вонища! — морщил Жора напыщенную харю.
— Если ты сегодня не найдешь икону, то будешь мусором не только дышать, но и его жрать! Так сказал Михал Михалыч, — весело напомнил Тима.
Жора моментально упёрся высоколобым челом в грудь Тимы:
— Закрой! Свой! Поганый! Рот! — Жора взял яйца мордоворота в ладонь, помял и сжал в кулаке.
Люсьен миролюбиво освободил Тимины яйца из хватких пальцев Жоры, а потом показал глазами вдаль:
— Бомж!
Там, вдали, бродил Фёдор, металлической тросточкой ворочая нескончаемые кучи, в поисках товара магазинного вида и еды.
— Здорово, бомж!
— Здравствуйте…
— Бомж, где фазенда твоей бригады?
— Чегооо?..
— Ну, где ты ночуешь вместе с пацанами?
— С ка…кими пацанами?
— С бомжами, мать твою!
— Там и там… — тросточка Фёдора тыкнула вправо и влево. — А вы кто?
— Меня зовут Жора, а это Тима и Люсьен! Руку я тебе не подам, потому что ты можешь чем-то болеть. Шагаем сейчас к тебе домой! Мне надо перетереть с тобой и твоими корешами. Если тёрка будет удачной — насыплю солидных денег.
— Лучше я один вам всё расскажу? — яростно попросил Фёдор.
Жора осмотрел скучающие морды Тимы и Люсьена, и твёрдо изрек:
— Плачу Сумму с нулями, но тёрка будет при всех!
— Пожалуйте за мной!
— С бомжами нужно уметь наладить контакт! — самодовольно крякнул Жора.
…Процессия в составе Фёдора, Жоры, Тимы и Люсьена — подошла к лагерю бомжей.
Жора с грозной развязностью обозначил ориентиры:
— Бомжи. Тема такая. Вчера вечером мусоровоз привёз вам ценную вещь. Вещь называется «рисунок». Без оклада. Немного потемневшая доска из дуба. Я хочу, чтобы вы порылись во вчерашнем мусоре, и нашли её.
— Вот эта?.. — с сожалением спросил Клюев, держа перед собой икону обоими руками.
— Вы обещали Сумму с нулями! Вспомните, это я вас сюда привёл! — поспешно сказал Фёдор.
— Мы не забыли, чтобы вспоминать, — Люсьен дружелюбно стукнул Фёдора огромным кулаком по затылку.
Жора с пристальной томностью глянул на икону и вскричал:
— Рисунок уже нашли!
Зверь проснулся от вскрика и ударил летящую муху разгневанным хвостом. Муха от удара окочурилась.
Жора глянул на Клюева. Томность из его глаз сразу иссякла, а пристальность обрела прищур:
— Твоя рожа мне знакома, бомж! — Жора вдруг схватился за свой живот и стал плюгаво смеяться. — Чуваки, вкурите тему! Вчера этот бомж приходил в банк Михал Михалыча забрать вклад. Бомж, хранящий деньги в банке!
Мордовороты не разделили смех Жоры и стояли, как громоздкие великаны посреди бомжеского молчания. Зверь помочился ленивой мочой на Жорин ботинок и спрятался за Тому. Смех ушёл в другое место. Напускную развязность Жоры смыл природный бздёж:
— Тима и Люсьен, схватите этого бомжа с доской в руках!
Мордовороты тщательно взяли Клюева под локти. Жора легко отнял доску и покровительственно обронил:
— Сейчас ты поедешь с нами, бомж. И я попрошу у Михал Михалыча разрешения самолично отрезать тебе одно яйцо. Потом перетрём. Потом отрежу ещё одно.
— Владелец сего предмета — есть Бог! Иконе надо быть в храме Творца, а не в грязных руках грязных мафиозо! — устами Наци молвил господин Пафос. — Я ухожу. В Оптину пустынь или просто шляться по свету, — бывший фашист вырвал у Фёдора его металлическую тросточку и пошел прочь. Зверь хотел помахать ему лапкой на прощание, но почему-то завыл.
Семь человек стали реагировать на уход Наци. Когда реагировать надоело или достало, то Тома ободряюще потрепала Зверя по шёрстке и тот порвал сначала брюки на Жориной заднице, а чуть после и саму задницу.
— Отлепите от меня сукиного сына! — заверещал Жора, делая пируэты ногами и руками. Зверь обиделся на сукиного сына, хотя в словах Жоры была изрядная доля правдивого смысла. Впрочем, на поведении Зверя его обида не отразилась никак. Он продолжал висеть на Жориной заднице, вцепившись в неё пастью. Из-под Звериных клыков сочилась густая тёмная кровь.
Тима и Люсьен оставили Клюева в покое, простёрли лопаты-руки к Зверю. Каждый из мордоворотов дёрнул его к себе. В итоге Зверь был отлеплен от задницы Жоры с куском филейного мяса в пасти, но разорван напополам. Звериные половинки разлетелись вперед и назад.
— Крысы вызывают во мне непреодолимый ужас, — Профессор опустил на близстоящего к нему Жору библейский булыжник. Жора упал навзничь с разбитой башкой, а Тома заплакала по Зверю. Фёдор ушёл вслед Наци, вероятно, уговорить его вернуться, а, быть может, попроситься пойти вместе.
Что-то ярко клацнуло.
— Слыхал? — спросил Тима, нюхая разлитую в воздухе опасность.
— Что, слыхал? — Люсьен повел бесчувственным носом.
— Щёлкнул затвор, — Тима нервно дёрнул окровавленными пальцами.
— Какой затвор? — открыл глаза Жора. Кованый приклад сломал ему кадык, но чуть раньше прогремела автоматная очередь.
Мордовороты упали на землю. Два горла были ровненько разрезаны пулями.
— Затвор от армейского автомата, — снисходительно подвёл ответ-черту Клюев.
Тома отошла искать останки Зверя. Профессор деловито стал шарить по карманам трупов, в поисках чего-поживиться. Вернулся Фёдор и настырно попросил:
— Валера, а можно ты отдашь мне свой армейский автомат?
— Можно, — согласился Клюев, передавая автомат. — Там всё равно больше нет патронов.
Алчность Фёдора была удовлетворена. Клюев поднял икону, сдул с неё помоечную пыль и срам.
— Здравствуйте, бабка. Поп здесь?
— Я — бабушка Варвара, сопляк.
— Послушайте, бестолочь. Меня не интересует ваше имя, а интересует, где поп.
Возле торгового прилавка храма пристально встала старушка. До этого старушка бесцеремонно сидела и вязала платок.
— Зачем молодому отроку наш батюшка?
