организатор наркотрафика через наш город, владелец полусотни подпольных борделей, главный поставщик левого спирта, половой извращенец и садист. Ну, это чтобы вы прониклись правильно…
Амбарыч насуплено слушал и проникался.
— …Будет предварительное следствие с выносом мозга, — со знанием дела рассказывал милицейский. — А потом случится суд над Михал Михалычем и его братвой, куда вы придёте в качестве свидетеля! И вынос мозга на следствии нервно курит в стороне, глядя на суд…
— Погоди, Свинятин! — страстно перебил Амбарыч. — Не надыть суда! Давай я просто врежу Михал Михалычу от души! Он отправится на Небеса и пусть Господь сам разбирается с его душой. А? Ведь даже ребёнки знают, что земной суд неправеден!
На физиономии Свинятина «добрый милицейский» и «злой милицейский» сыграли в известную игру:
— Господь Михал Михалыча осудит. Но после нас, Амбарыч… Кстати, вы сам под колпаком и отмазать вас от вашего же трупа — это надо постараться! Как ни тасуй, но Гориллу грохнули вы!
Амбарыч сжал праведные кулачищи:
— Горилла первым полез! Он пнул меня по правому помидору! Их была целая бригада богохульников!.. Все — богохульники! И Михал Михалыч богохульник! И вы со Свинуком…
Младший опер понял, что перегнул палку. И, вполне вероятно, что палку вообще не стоило гнуть в случае с таким Персонажем, как Амбарыч.
— Забудьте о богохульниках, Амбарыч! Тогда будете на свободе!.. Спокойней, ага?.. — миролюбиво заголосил Свинятин. — Между прочим, отец Серафим не может на вас нахвалиться! Именно благодаря его просьбе мы берёмся вас отмазать!
К храмовой калитке подъехал и посигналил патрульный экипаж. Свинятин почти бегом сдернул за ограду.
Амбарыча обуяла недоуменная задумчивость. Или давайте напишем так: Амбарыча обуяла задумчивая недоумённость. Он разжал кулачищи и засунул бороду в штаны-трико:
— Чего ж тогда отец Серафим постоянно меня ругает?.. Или он лицемерит и говорит не то, что думает?.. А лицемерие — это богохульство в чистом виде…
— Познакомьтесь, мои дорогие! Это Валера — наш человек. А это — друг Валеры.
Орхидеи-люб ввел в свою двухкомнатную квартиру Клюева и Профессора. В чистой гостевой спальне — на тюфяках расположились Фёдор, Тома и Олесия. Центральную часть стены занимала Дивная Орхидея, висящая на жестоком распятии.
— Профессор! — удивилась Тома.
— Томка! — удивился Профессор.
Муж и жена нежно обнялись и сладко поцеловались. Клюев рукопожал Фёдора и уронил:
— Дамочка на кресте изрядно красива.
Олесия, по просьбе Орхидеи-люба, вышла из комнаты, дабы не мешать встрече.
— Вот дурики! — осмотрелся кругом Профессор.
— Они — дурики, — отозвался Фёдор. — Зато здесь я имею крышу, горячую ванну и чистую постель.
Каждый остался при своём мнении, включая тех, кто своего мнения не имел или ещё не выработал.
В правом глазу Хрена Моржового круглела совсем не эстетичная дырка от пули 45 калибра. Мафиоза Андрюшкин с досадой топтался возле трупа в Бетонке, с револьвером-убийцей в руке.
— Чёрт! Нужно было обыскать пленника!
Нафаня услышал опасный шорох за спиной. Шорохом оказались милицейские парни в штатских бушлатах. Свинук держал пистолет, а Свинятин брякал Пакетом цвета бирюзового фиолета.
— Что за нахрен!? Вы кто такие!? — разгневанно наехал мафиоза Андрюшкин.
— Моя фамилия Свинук. Это мой напарник Свинятин.
— Сви… Вы что, родственники — типа братья? — не вкурил Нафаня.
— Мы не родственники, — поправил Свинятин.
— Мы просто работаем вместе, — подтвердил Свинук. — В столичной уголовке. За что ты грохнул Хрена Моржового, Нафаня?
Мафиоза Андрюшкин мгновенно положил «Кольт» рядом с покойником и накрыл его своим албанским пиджаком.
— Менты, это не я!
Милицейские закономерно посчитали фразу отмазкой.
— Не лечи нас, Нафаня! — попросил Свинук. — Нафаня… Нафаня Андрюшкин… — мечтательно пропел он. — Помощник Михал Михалыча. Твой босс очень точно описал твою морду. Не узнать тебя невозможно!
Свинятин нетерпеливо потряс Пакетом со звуком железа:
— Михал Михалыч осваивает камеру. И уже раскололся в плане многих своих дел. А тебя, Нафаня, он назвал своей правой рукой!
— Циничное убийство в глаз — это не слабо! — не удержался и «нанёс удар ниже пояса» Свинук.
Мафиоза Андрюшкин яростно тиснул ладошки и заквасил лицо:
— Век воли не видать!.. — Если бы он умел, то наверняка бы перекрестился. Но креститься он не умел.
Свинук фалдой своего бушлата отёр мафиозе Андрюшкину его искренние слёзы:
— Ты не плачь, Нафаня. Мы во всём разберёмся. Мы менты и кто ж разберётся, кроме нас?..
— Разберитесь по чесноку! — заревел во весь голос Нафаня. — А я поведаю обо всех делах, которые можно доказать! Вплоть до мельчайших мелочей!
— Нафаня, в тебе просыпается гражданский долг! — поощрил Свинук. — Сейчас подгребём в ментуру, и ты начнёшь долгую повесть о том, как насиловал общество вместе с Михал Михалычем… Но сначала ты проведёшь нас к Тайной Комнате!
— К Тайной Комнате!? Вашу мать! Вы хорошо подумали!?
— Да. — Свинук положил пистолет в кобуру. Свинятин прибрал «Кольт», и мафиоза Андрюшкин повел милицейских к Тайной Комнате Михал Михалыча.
У Двери в Тайную Комнату эффектно замерли Трюфель и Молоток — мордовороты с косой саженью в плечах. В сторонке послышался стук трех пар обуви о паркет. Мордовороты даже не глянули в направлении стука, а достали из-под мышек пистолеты.
Паркетный коридор внезапно кончился — мафиоза Андрюшкин и милицейские оказались лицом к лицу с мордоворотами.
— Чуваков из Мафии прошу отойти от Двери в Тайную Комнату! — безапелляционно проговорил Свинук.
Стволы пистолетов упёрлись в милицейские груди.
— Нафаня Андрюшкин! Что за уроды пришли с тобой?
— Братва! Они менты! — прояснил мафиоза.
Свинук достал и показал красную милицейскую книжечку:
— Видите!
Свинятин скопировал действия напарника:
— Благодаря этой книженции мы можем пройти в любое место!
Милицейские повели недовольными грудями. Мордовороты опустили стволы.
Свинук попытался прикоснуться к ручке Двери.
— Спокуха, мент! — оттолкнул наглую руку Трюфель. — Твоя книженция допускает в почти любое место. Тайная Комната и есть это «почти»!
— А что имеет силу для прохода в Тайную Комнату? — каверзно спросил Свинятин.