Свинук хлёстко шлёпнул адресом о стол:
— Свинятин, вызывай спецназ! Проявился Клюев!
Клюев покоил своё тело на тюфяке и продолжал смотреть в потолок. Его покой нагло прервали орхидеи-любы, что вбежали в гостевую спальню с боевым кличем. Олесия укусила Клюева за нос с целью болевого шока, а потом прижала руки и ноги солдатика к матрасу. Муж Олесии просунул под Клюева бельевой шнур и дерзко начал вязать героя-дезертира. Или горе-дезертира? Или дезертира-плохиша? Как угодно, Читатель!
Профессор слез с Томы и удивленно посмотрел на ситуацию. Тома, как обычно, поддержала Профессора.
— Чуваки, орхидеи-любы спятили! — в благородном гневе заорал Клюев, шмыгая полуоткушенным носом.
Фёдор отбросил книгу об орхидеях, что читал, и убежал на кухню.
Олесия ловко прикрыла Клюевский ор своим кулачком и возгласила:
— Братья и Сестры! Клюев оказался беглым преступником! Сейчас приедут менты, дабы бросить его в узилище!
— Тоже мне новость! — поскучнел Профессор и занялся славной грудью Томы.
В гостевой спальне нарисовался Фёдор с тесаком для рубки мяса. Увесистой ручкой он стукнул по голове Олесии, а металлическим лезвием поковырялся в животе Орхидеи-люба.
Распятье с громким треском упало на пол со стены. Вдруг и внезапно.
— Я не хочу сидеть за убийство Наци! — сам себя успокоил Фёдор, помогая Клюеву освободиться от пут.
Орхидеи-люб потрогал свой дырявый живот и потерял сознание. Фёдор и Клюев сорвались на балкон. Тома и Профессор слезли с постели и переложили Орхидеи-люба с пола на тюфяк.
Олесия лежала на полу с шишкой на голове и непонимающе вглядывалась в поверженное распятье Дивной Орхидеи. Тон её шёпота был рассудителен, а глаза сухи:
— Почему так? Мы только хотели заработать!
Фёдор перелез через балконные перила второго этажа, и висел на руках в нескольких метрах от земли, цепляясь за балконную решётку. Набираясь духа, чтобы спрыгнуть.
Клюев собрался сделать то же самое, что сделал Фёдор, и вовремя не успел.
Во двор панельного дома влетел голубой микроавтобус. Не дожидаясь остановки, из автобуса выскочили Свинук и Свинятин, за ними два десятка парней в масках, в бронежилетах и с милицейскими автоматами.
— Вон Клюев! И с ним мужик! — ткнул в балкон пистолетом Свинук.
— Бойцы, за работу! — потряс Пакетом с наручниками Свинятин.
Спецназ рассредоточился по позиции согласно инструкции: часть бойцов оцепила пятиэтажку, часть проникла в подъезд орхидеи-любов. Свинук и Свинятин закурили на крылечке. У автобуса остался сердитый Сидор — его нехилую грудь крест-накрест перемотала связка из 32 гранат. Фёдор сделал попытку подтянуться на руках, чтобы взобраться назад на балкон.
Клюев сначала помог Фёдору в его попытке, а когда она провалилась — то стал растерянно бегать по балконной площади. Пальцы Фёдора соскользнули с решётки и бомж упал на спецназ.
Во двор панельного дома влетел ещё один голубой микроавтобус. Дождавшись остановки, из автобуса выпрыгнули Маня Хохотова и Гей Забабахов. Маня повела хищными глазами, расторопно оценила расклады диспозиции. Гей мгновенно сдвинул кепку-бейсболку на затылок и настроил камеру.
— Гей, за мной!
Спецназ вёл брыкающегося Фёдора к своему автобусу, когда на пути возникли Маня и Гей. К губам Фёдора сунулся микрофон и голос Мани попросил:
— Скажите, кто вы и за что вас задержали?
— Невиновен я! Милицейские суки беспредельничают! — заорал Фёдор на весь Новый Зыковский проезд.
— А почему у вас за поясом здоровенный, окровавленный тесак? — предупредительно улыбнулась Маня. Фёдор не придумал ответ и глупо молчал. Микрофон плавал у его губ. Спецназ передал бомжа сердитому Сидору и отошёл.
Маня, сетуя на глупость Фёдора, захотела стукнуть по его голове микрофоном. Сердитый Сидор крепко взял Фёдора за грудки, тем самым спася бомжа от микрофоноприкладства. Маня вкурила, кто бомжу — хозяин и забыла о нём:
— Гей! Вон менты, которые родственники — типа братья. Узнаем всё у них!
Микрофон удалился от бомжеского рта в сторону подъезда.
— Эй, а как же мой ответ на ваш вопрос! — Фёдор осознал, что больше шансов на интервью у него может не быть, а это грозит безродному бомжу реально ментовским беспределом. Фёдор схватил в качестве опоры ленту из гранат на сердитом Сидоре, и изо всех сил дернулся вслед уходящему микрофону. Сидор по-хозяйски рванул ленту к себе — назад. Граната не любит, когда её рвут из рук в руки. Боевая граната не любит таких рывков ещё больше, чем граната. А связка из 32 боевых гранат вообще не рассуждает на такую тему…
Сердитый Сидор и Фёдор улетели на Небеса, в компании двух голубых микроавтобусов и пронырливых журналюг.
Ввысь клубился чёрный дым, по двору пятиэтажки были раскиданы куски человеческого мяса и лоскуты окровавленных бронежилетов.
Свинятин поднял оглоушённую голову от асфальтового пола подъездного крылечка. Потом поставил на ноги помятое тело и тряхнул осовелыми глазами. Свинук повторил действия напарника «один в один». Двое милицейских уставились друг на друга, как два дурака, а затем посмотрели вокруг. Вокруг они увидели убегающего со двора Клюева, а чуть позже целёхонькую видеокамеру. Рядом с камерой пристроились кепка-бейсболка и микрофон.
— Ты не умрешь, мой подлец! — с твердой убежденностью сказала Олесия, держа холодеющую руку мужа.
Орхидеи-люб прерывисто дышал, лёжа на тюфяке, в гостевой спальне. Его голый живот грел марлевый тампон, сквозь который проступало кровавое пятно. Закрытые глаза подёрнулись горячечной поволокой.
— Надо «Скорую»!
— Помрёт Орхидеи-люб без врача!
Так, не менее твердо и убежденно, сказали бомжи.
— Мир против орхидей… Он не возжелал улыбаться. Почему — не знаю, — недоуменно и вслух размыслила Олесия.
Тома сорвала с себя златую цепь Люсьена, бросила Олесии:
— Возьми! На похороны муженька! И на улыбки в мире!
Профессор взял Тому под трепетную ручку. Тома прижалась благодарным локтем к мужественной хватке Профессора.
— Назад — на Главную Столичную Помойку?..
Когда бомжеская парочка вышла из гостевой спальни — Олесия положила тяжёлую златую цепь на раненный живот:
— Орхидеи-люб! Мир согласен улыбаться!
Муж открыл спокойные глаза, сгреб цепь потеплевшей рукою и поцеловал Олесию слабой улыбкой. Взасос.
В момент поцелуя сердитый Сидор, бомж Фёдор и Ко[4] улетели на Небеса. А чуть позже со двора убежал Клюев — дезертир, что сделал неисчислимое количество трупов,
