становится врагом Богу»!
Монах произнёс стихи из Библии проникновенно, глядя на карманника блаженным взором. Затем добавил, теребя бородёнку:
— Послание Святого апостола Иакова, глава четыре, стих четыре!
— Ну, ты пряник! — восхитился Сидоркин. — Ты всю Библию знаешь по главам?
— У меня ещё период духовной юности… — смиренно ответил Трифон, опуская глаза. — Господь учит: знать не главное, главное выполнять то, что знаешь!.. Иди-ка сюда, давай руку!
Сидоркин закатал рукава, присел, протянул ладонь. Инок обхватил её своими пальцами, приставил к вымени.
— Бери сосок! — командовал он. — Сжимай… так… сильнее… оттягивай… — Струйка молока брызнула в ведро. — Прочувствовал силу нажима? Попробуй ещё… хорошо!
Трифон поднялся.
— Дальше пробуй сам! Научишься, брат! Я поначалу, вообще, не знал, с какой стороны подходить к корове! Бог дал мне разумение!.. Я на кухню! — Инок подхватил вёдра и удалился.
Саня сел на табурет, уставился на молоко на дне ведра.
— Ну и вонища! — помахал рукой перед носом. — Знал бы, захватил респиратор.
Корова повернула голову, замычала.
— Что смотришь, дура? — рявкнул вор. — Пожалуй, надо потребовать у герцога премиальные за вредные условия труда, — проворчал Саня и неуверенно потянул за соски.
9. Брат Антоний
После мастер-класса Трифона дело пошло гораздо лучше. Белые струйки живо брызгали в ведро. Саня даже не заметил, как это занятие увлекло его.
Вдруг он услышал чей-то мягкий тенор:
— Брат Трифон! Ты гдеее?
Саня встал, выглянул из-за перегородки. Монах с худым, аскетичным лицом и аккуратной бородкой подошёл к стойлу и с удивлением уставился на Сидоркина.
— Ты кто?
— Я-то? — усмехнулся карманник. — Новый послушник, Саней зовут.
— А я брат Антоний! — представился монах, с любопытством оглядывая вора. — Откуда к нам, брат?
— Отсюда не видно, — Сидоркин почесал голову. — Город Москва — слышал?
— Слышал… — протянул Антоний, пристально разглядывая голую до плеча Санину левую руку. — Кто это? — ткнул пальцем в существо с крыльями за спиной, красовавшееся на Санином предплечье.
Сидоркин скосил взгляд на татуировку:
— Ангел, ему уже лет пять.
— Мне кажется это не ангел!.. — вдруг побледнел Антоний. — А дьявол, замаскированный под ангела!.. А ты его лазутчик и замыслил что-то недоброе! — попятился монах.
Сидоркин напрягся: «Он что, ясновидящий?!». Уверенность монаха в правильности своей догадки была очевидна.
Брат Антоний продолжал с испугом отступать, затем со всех ног бросился вон, чуть не сбив брата Трифона, возвращавшегося с пустыми ведрами.
Монах удивлённо посмотрел на монаха. Затем Трифон глянул на Саню. Карманник пожал плечами, стараясь не выдать своего напряжения.
Умом воришка понимал, что татуировка не доказательство его преступного сговора с нечистой силой, но волна, которую мог поднять прозорливый инок, вызывала опасения. Лишнее внимание к его скромной персоне Сидоркину было явно ни к чему. Провалить такое дело он просто не мог!
— Вот, видишь, уже лучше! — как ни в чём не бывало, проговорил брат Трифон, глядя в наполовину полное ведро Сидоркина. — А скоро вообще освоишься! — Одобрительно закивал монах. — Довольно на сегодня! Пойдём трапезничать, брат Александр! — Инок взял ведро и пошел к выходу.
Саня облегченно вздохнул и даже мысленно поблагодарил Бога за такую реакцию Трифона и поспешил за монахом.
10. Рецепты трапезы
В столовой, по обеим сторонам длинного деревянного стола, накрытого старенькой, но чистой клетчатой клеёнкой, стояло 20 иноков. Возглавлявший трапезу игумен Феофил степенно оглядел братство, молвил звучно:
— Братия, хочу вам напомнить слова Иисуса, сказанные им на горе ученикам: «просите и дано будет вам»…
— Евангелие от Матфея, глава седьмая, стих седьмой! — негромко произнёс Трифон.
Сидоркин, стоящий напротив Трифона, с интересом наблюдал за происходящим.
— Ибо всякий просящий получает…
— Евангелие от Матфея, глава седьмая, стих восьмой! — тут же отозвался Трифон.
— В чём смысл этих слов для нас, братияяя?.. — игумен воздел руки. — Я знаю, хорошо знаю! — Он опустил руки, оглядел иноков. — И вы знаете, поэтому я не буду рассуждать по данному поводу… А кто не знает смысла слов Иисуса, — Феофил глянул на послушника, — тот скоро узнает! Замечу лишь, — настоятель повысил голос, — что удел иноков просить Господа за прегрешения людей! Что мы и делаем в перерывах между физическим трудом, а иногда и во время оного! Иисус внимает нашим молитвам и даёт людям прощение грехов… Не зазнавайтесь только, братия!
Монахи дружно закивали.
— И помните: Господь постоянно испытывает нашу духовную крепость! Смотрит, как мы сами противостоим искушениям! Проверяет наше желание помочь торжеству Божьего Царства!
— Истинно, игумен Феофил! — гаркнуло 20 глоток.
Сидоркин даже вздрогнул от неожиданного выкрика.
— А теперь помолимся, как учил Иисус на благословенной горе! — наказал настоятель. — «Молясь, не говорите лишнего, поскольку Господь знает, чего вы хотите, и не оставит вас»…
Монахи послушно склонили головы и забормотали.
— Евангелие от Матфея, глава шестая, стихи седьмой и восьмой! — произнёс Трифон, как автомат, и тоже забубнил.
Саня стоял, как белая ворона среди богомольных черноризцев… Молитвы никакой он не знал. Что шептали стоящие рядом братья, расслышать было практически невозможно. Воришка опустил голову и уставился на стоящую перед ним плетёную корзинку с чёрным хлебом.
— Аминь! — резюмировал настоятель. — Приступим к трапезе…
Все опустились на лавки и стали вкушать.
Хлеб был мигом разобран, карманник протянул руку к корзинке и схватил пустоту. Он посмотрел на Трифона, инок жрал так, что трещали щёки, успевая только глотать и чавкая. Нечего и говорить, что другие тоже ели с жадностью, за исключением настоятеля. Слышался лишь стук ложек и причмокивания.
Трифон за 15 секунд подчистил свою чашку, вылил в рот остатки бульона, облизал ложку… мгновенно выпил молоко из железной кружки, посмотрел на визави:
— Ты почему не ешь?
Карманник помешал ложкой в тарелке.
— А что это за бурда?
— Гороховый суп с лапшой! — инок смотрел жадными глазами. Сидоркин обвёл взором стол. Монахи
