— Все в порядке, Уильям, — сказал Питер. — Идите отдыхать, я закрою двери. — Он вышел с доктором на порог. — До свидания… И спасибо вам, старина. Извините, что я на вас наорал.
— Ничего страшного, так все поступают, — философски заметил доктор. — Ну, все, счастливо оставаться. Я еще зайду позже, но только для того, чтобы отработать свой гонорар. Мне тут по большому счету больше делать нечего. Вы женились на девушке из хорошей здоровой семьи. Поздравляю вас.
Машина, недовольно пофыркав после долгого простоя на холоде, заурчала и тронулась с места, оставив Питера одного на пороге. Теперь, когда все кончилось и он мог ложиться спать, сна у него не было ни в одном глазу. Он чувствовал себя таким возбужденным, что мог бы прямо сейчас отправиться на какую-нибудь вечеринку. Питер прислонился к кованым перилам, закурил сигарету и рассеянно посмотрел на освещенную фонарями площадь. Тут-то он и увидел полицейского.
Фигура в синей форме появилась со стороны улицы Саут-одли-стрит. Он тоже курил и шел не твердым шагом констебля на дежурстве, а торопливой походкой человека, который заблудился и никак не может найти выход из лабиринта улиц. Приблизившись, он сдвинул шлем и озадаченно потер лоб. Профессиональная привычка заставила его внимательно посмотреть на мужчину во фраке и без головного убора, одиноко стоящего на пороге в три часа ночи. Но поскольку мужчина явно был трезв и, судя по всему, никаких противозаконных действий совершать не собирался, он опустил взгляд и собрался пройти мимо.
— Доброе утро, констебль, — обратился к нему джентльмен.
— Доброе утро, сэр, — не особенно приветливо бросил в ответ полицейский.
— Рано вы с дежурства, — не смутился Питер, которому хотелось с кем-то поговорить. — Не хотите зайти, выпить чего-нибудь?
У стража порядка тут же вновь пробудились подозрения.
— Нет, сейчас не хочу, спасибо, — осторожно ответил полицейский.
— Нет, именно сейчас. Вот в том-то и дело. — Питер отбросил сигарету. Она прорисовала в воздухе яркую дугу и, упав на тротуар, рассыпалась искорками. — У меня сын родился.
— А! — облегченно произнес полицейский, услышав это невинное признание. — Первый?
— И последний. Хватит с меня и одного.
— Мой брат тоже так каждый раз говорит, — сказал человек в форме. — Говорит, мол, все, больше никогда, но… Их у него одиннадцать. Что ж, удачи вам, сэр. Я понимаю вашу радость, и спасибо за приглашение, но после того, что мне мой сержант наговорил, я уж и не знаю, что мне лучше. У меня после вчерашнего пива за ужином во рту капли не было, провалиться мне на этом месте, если я вру.
Питер, немного наклонив голову набок, внимательно посмотрел на полицейского.
— Сержант сказал вам, что вы были пьяны?
— Так и сказал, сэр.
— А вы не были?
— Нет, сэр. Я ему рассказал все, как оно и было, хотя чем там все закончилось — представления не имею.
— В таком случае, — ответил Питер, — как говорила леди Тизл Джозефу Сэрфесу,[37] вас беспокоит сознание собственной невинности. Если он обвинил вас в том, что вы принесли жертву Бахусу… лучше зайдите ко мне и так и сделайте. Почувствуете себя гораздо лучше, уверяю вас.
Полицейский заколебался.
— Прямо и не знаю, сэр. Просто, понимаете, я сейчас в таком взвинченном состоянии…
— Я тоже, — сказал Питер. — Черт возьми, да заходите, посидите со мной за компанию.
— Прямо не знаю, сэр… — снова промолвил полицейский и поднялся по лестнице.
Обуглившиеся дрова в камине светились внутренним темно-красным светом. Питер пошевелил их кочергой, и между ними заиграл огонек.
— Садитесь, — сказал он. — Я на секунду выйду.
Полицейский сел, снял шлем и осмотрелся по сторонам, пытаясь вспомнить, кто живет в этом большом доме на углу площади. Родовой герб, выгравированный на стоявшем на каминной полке большом серебряном блюде, ничего ему не сказал, даже несмотря на то что он повторялся в цвете на задней стороне спинок кресел с тканой обивкой. Питер, возвращаясь откуда-то из темных пространств под лестницей, заметил, как он толстым пальцем водит по контуру герба.
— Изучаете геральдику? — спросил он. — Семнадцатый век, и не сказать, что искусная работа. Вы в нашем районе недавно, верно? Меня зовут Уимзи.
Он поставил на стол поднос.
— Если предпочитаете пиво или виски, говорите, потому что эти бутылки — всего лишь уступка моему настроению.
Полицейский с интересом посмотрел на длинные горлышки и обернутые серебряной фольгой пробки.
— Шампанское? — спросил он. — Никогда не пил, сэр. Но хотелось бы попробовать.
— Вам оно покажется не крепким, — сказал Питер, — но, если выпьете его достаточно много, вы мне всю свою биографию расскажете.
Хлопнула пробка, и вино полилось в широкие бокалы, искрясь в свете огня.
— Ну, за вашу супругу, сэр, — сказал полицейский, — и за нового джентльмена. Дай Бог ему долгой жизни и всего хорошего. Немного на сидр смахивает, правда, сэр?
— Чуть-чуть. Скажете свое мнение после третьего бокала, если продержитесь до тех пор. И спасибо за пожелания. Вы сами женаты?
— Пока нет, сэр. Надеюсь жениться, когда получу повышение. Если только сержант… Ладно, не хочу вспоминать. А вы давно женаты, сэр?
— Чуть больше года.
— И как вам это? Нравится?
Питер рассмеялся.
— Последние двадцать четыре часа я чуть мозги себе не вывернул, когда пытался понять, почему я, когда мне чертовски повезло в жизни, как последний дурак, проставил на кон все свое счастье ради какого-то глупого эксперимента.
Полицейский сочувствующе покивал.
— Я понимаю вас, сэр. По мне, так вся жизнь у нас такая. Если не рискуешь, с места не сдвинешься. Если рискуешь, можешь не угадать, и тогда кого винить? Да и когда что-то случается, оно случается так быстро, что ты и подумать не успеваешь.
— Это точно, — сказал Питер и снова наполнил бокалы.
Он заметил, что общество полицейского его успокаивает. Как и все люди его сословия и воспитания, в особенно волнительные минуты он обращался к простым людям. Когда случился последний семейный кризис, он, для того чтобы успокоить нервы, словно почтовый голубь, который, повинуясь инстинкту, возвращается в гнездо, направился в подсобку к дворецкому. Там ему посочувствовали и даже позволили начистить столовое серебро.
Чувствуя ясность ума, необъяснимым образом вызванную шампанским и нехваткой сна, Питер стал наблюдать за тем, как воздействует на его гостя «Поль Роже» 1926 года. Первый бокал позволил ему узнать его взгляды на жизнь, после второго он узнал его имя (Альфред Берт) и услышал новую порцию загадочного недовольства в адрес сержанта, а после третьего, как и было предсказано, последовала исповедь.
— Вы были правы, сэр, — сказал полицейский, — когда заметили, что я тут новичок. Меня сюда поставили только в начале этой недели, поэтому я еще не знаю ни вас, сэр, ни остальных жителей этого района. Вот Джессоп, тот знает всех. И Линкер знал, но его перевели в другое отделение. Да вы, наверное, помните Линкера — рослый такой парень, раза в два больше меня, с песочными усами. Да, наверняка вы его встречали. Так вот, сэр, как я уже говорил, район этот я знаю только в общем, далеко не как свои пять пальцев, так сказать, и, может, поэтому я, бывает, и могу сделать что-то не то, но это совершенно не объясняет того, что я видел. А я действительно это видел, и я не был пьян, совершенно. Ну а то, что я ошибся с цифрой, так это с каждым может произойти. И все равно, сэр, я точно видел цифру 13, вот так же
