– Наверно.
– Есть хочу.
Еда была уже готова, Акико заранее об этом позаботилась.
Не спросив разрешения, я принял душ. Хозяйка предусмотрительно обновила зубные щетки и повесила свежие полотенца. Вернувшись из ванны, я достал из холодильника баночку пива.
На горячее шла форель.
– Сейчас опять высмеивать станешь.
– Барьеры никому не нужны, я думал, мы их уже сняли.
– Верно говоришь. Я тебе приготовлю, а ты смейся, если хочешь. Только мне все равно почему-то кажется, что это имеет какое-то отношение к живописи.
Да, отношение тут было самое непосредственное. И дело не только в готовке: у нее все было связано с живописью. Просто Акико, вероятно, это обнаружила через стряпню.
– Вкусно.
– Лукавишь.
– Да нет. Отлично готовишь.
Акико засветилась от счастья.
Поужинав, мы немного выпили и поднялись на второй этаж. Говорили мы как любовники и при желании всегда могли заняться сексом. На меня нашло неведомое ранее умиротворение, приятное спокойствие. Я даже не задумывался, чем это грозит моей душе.
Оборотной стороной монеты была жестокость, и я, увы, хорошо это знал. Я не старался погрузиться в блаженное ощущение мира и не придавал ему большого значения. Так бывает в солнечный зимний день: проглянет солнце сквозь голые ветви, согреет жухлую траву, и непременно подует стылый ветер в лицо.
День растянулся на четыре. Полотно в доме Акико избороздили режущие контрастные линии на небесно-голубом фоне. Эти линии не имели видимых очертаний, и все же на холсте узнавалась Акико.
В моей хижине ждала другая Акико, зародившаяся в виде стайки разноцветных брызг. Любой, кто бы увидел картину, сразу признал бы девушку.
Позвонили из Токио.
– Нью-йоркский художественный музей просит вас представить что-нибудь для Выставки современного искусства.
Это был владелец моей галереи. Голос его дрожал от волнения, которое он безуспешно пытался скрыть.
– Обязательно представьте свою «сотку», хозяин будет в восторге.
– Картина продана. Делайте с ней, что сочтете нужным.
– Вы же понимаете, какой удостоились чести. Владелец хочет отправиться в Нью-Йорк и приглашает вас.
– Обставьте это как-нибудь без меня. Я не планирую никуда выезжать.
Раньше я бы выразился куда грубее. Теперь голос по телефон звучал таким далеким.
– Я так и думал. Хорошо, мое дело предложить, а как вы поступите, уж решайте сами. Постараюсь как- нибудь объясниться с владельцем картины. Только не удивляйтесь, если вам пришлют букет.
– Мне ничего не нужно. Передайте, что я уже получил свое вознаграждение.
– Вам, похоже, нравится в горах.
– В такие времена – да. И я бы предпочел, чтобы меня не беспокоили.
– Я вас понял. Меня просят устроить с вами интервью, мы ведь ограничимся живописью? Не хотелось бы посвящать их в остальные аспекты.
– Согласен.
– Вам что-нибудь нужно?
– Нет, пока все есть. Я повесил трубку.
Тут же снова раздался звонок.
– Что-нибудь радостное сообщили?
Это был Номура.
– Наведался в отдел новостей культуры. Если согласишься, есть шанс неплохо заработать. С газетой договоримся.
– Забудь.
– Я так и думал. По телефону тебя не уговоришь. Просто любопытно было узнать твою реакцию. Не волнуйся, газетчикам о твоей берлоге ни слова.
– Не надо делать вид, будто оказываешь мне одолжение.
– А картина, которую хотят отправить на выставку, висит в галерее?
