телефона.
«Говорит Джон, Джон Томсон, – сказал Джон Томсон, тот самый, который собирался навестить нас сегодня. – Мистер Гумберт, сэр, ваша жена попала в автокатастрофу на федеральном шоссе. Здесь много полиции. Мы едем к вам. Дождитесь, пожалуйста».
И в самом деле – не минуло и четверти часа, как у дома затормозил приметный «додж» шерифа, и на веранду поднялась целая процессия: сам шериф с помощником, чета Томсонов (Джоана прикрывала опухший нос платком) и местный семейный доктор, имеющий деловой вид. Шериф снял стетсон и сказал:
«Мистер Гумберт, я хочу выразить вам свое соболезнование. Миссис Гумберт не справилась с управлением. Мокрый асфальт, крутой поворот, случайная собака, большая скорость. Она врезалась в автоцистерну с ракетным топливом. Цистерна перевернулась. Топливо очень токсично, поэтому я прошу вас оставаться на месте и не предпринимать каких-либо действий без разрешения городских властей».
Вдовец, наделенный исключительным самообладанием, не рыдал и не рвался к месту гибели любимой жены. Он как будто малость пошатнулся и тут же присел на предупредительно подставленный стул. Его осмотрел врач, оставшийся довольным осмотром и немедленно выдавший пузырек с синенькими успокоительными пилюлями. Солнце было еще ослепительным, когда чуткие добрые Томсоны уложили вдовца в постель.
«Знаешь, Джон, – сказал пьяный несчастный Гумберт Гумберт перед тем, как друзья оставили его наедине с горем, – скоро я улечу с Земли на Марс. Навсегда».
Часть II
1
Милостивые господа присяжные заседатели! Будьте терпеливы со мной! Позвольте мне отнять частичку вашего драгоценного времени на небольшую повесть о том, как я добрался до вожделенной красной планеты.
Мои худшие подозрения подтвердились: это было непросто. Чтобы попасть на военный корабль, требовалось завербоваться в американскую или русскую армию, но тогда я не принадлежал бы самому себе (и довольно незначительная часть офицеров попадает на планеты – большая их часть служит на орбитах). Пойти по пути рядового колониста – означало подписать кабальный контракт и испытать все тяготы утомительного перелета и тяжелого труда на фронтире. Попытка влиться в научную экспедицию опять же лишала меня свободы выбора; кроме того, я давно не занимался исследовательской работой и вряд ли мог в этом смысле конкурировать на равных даже со свежеиспеченными выпускниками университетов. И в то же время мне следовало поторопиться. На Марсе разразилась кошмарная пандемия ветрянки, выкашивавшая обитателей красной планеты быстрее и надежнее, чем «черная смерть» выкашивала жителей средневековой Европы. Ло-Лита во время сеансов связи (теперь я мог разговаривать с моей душечкой намного дольше, без оглядки на внимательную Долорес) рассказывала мне ужасные вещи: «повелители воды» (так Ло-Лита называет потомков строителей каналов) вымирали целыми городами, среди них начался исход в пустыню, к оазисам песчаных королей, тысячелетнее перемирие было нарушено, и хотя «повелители» оказались лучше вооружены, наследникам королей отступать было некуда – они дрались яростно, до последнего воина. Мысли о том, что в этом кровавом хаосе гибнут истинные марселины, что под угрозой находится и моя nova, терзали меня ежедневно и еженощно. Я сильно сдал и даже внешне постарел так, что добряки Томсоны сочли мою меланхолию признаком трагических переживаний, связанных с гибелью Долорес. Джон, по-видимому, опасался, что я могу в приступе отчаяния покончить с собой, и старательно утешал меня, зазывая на всевозможные вечеринки и семейные пикники (иногда мне казалось, что он поделился бы со мной и своей Джоаной, если бы я изъявил такое желание). Но бедную супругу я не оплакивал даже на похоронах – воспоминания о миссис Гумберт вызывали лишь легкое чувство досады, какое бывает, когда вдруг всплывает из темных глубин Мнемосины эпизод детской оплошности, которую уже ни за что не исправить, но которую, слава богу, кроме тебя, никто и не помнит.
Итак, все законные пути попасть на Марс были для меня закрыты. Оставалось найти незаконный. Здравый смысл подсказывал мне, что среди капитанов рейсовых ракет, возящих на Марс почту и сельхозпродукты, наверняка отыщется недовольный своим статусом и жалованием, но как найти такого капитана, просиживая штаны в провинциальном Рамздэле? Я много раз перебирал в уме всевозможные варианты и вспомнил, что у меня есть один знакомец, который может помочь мне установить необходимые связи. На похоронах Долорес, обставленных с неожиданной пышностью (подготовкой занималась чета Томсонов, а основные расходы взяло на себя Североамериканское космическое агентство, искупавшее таким образом вину перед местными жителями за пролитый гептил), мы обменялись визитками с полковником Максимовичем – русским межпланетчиком, который, как выяснилось, знал мою супругу еще студенткой (возможно, и спал с ней, не удивлюсь). Максимович участвовал в интернациональном проекте – строительстве коммерческого морского старта у западного побережья, который, как планировалось, примет на себя второстепенные рейсы и этим снизит нагрузку на закупоренные от наплыва колонистов восточные ракетодромы. Я выяснил из газет, что строительство завершено, и попытался снестись с полковником. Он, однако, был в рейсе, и тогда мне пришла в голову одна из тех гениальных в своей простоте мыслей, которые способны изменить предначертанное судьбой. Я настроил тарелку Долорес на прямую связь с ракетой Максимовича, и к моей великой радости полковник ответил.
Внимательный читатель, должно быть, уже заметил, что иногда я бываю дьявольски изощрен в достижении своей цели. Взявшись за полковника всерьез, я опутал его липкой паутиной взаимных обязательств. Максимович не мог удержаться от соблазнительной возможности использовать свободный от лимита времени и цензуры канал связи для общения с Землей, для небольших поручений и решения бытовых вопросов. В Рамздэль стала наезжать его пухленькая жена Валечка с двумя пухленькими белоголовыми сыновьями-близнецами, которые наполняли сумрачное родовое гнездо семейства Гейз задорными воплями молодых индейцев, вышедших на тропу войны. Хотя эти посещения были мне в тягость, я утешал себя мыслью, что каждое из них приближает меня к заветному.
Должен сказать, что в тот период моего общения с Максимовичем я не давал ему понять или намеком почувствовать, что оно имеет корыстный подтекст. Исторический разговор между нами состоялся, когда полковник вернулся из рейса и заехал в Рамздэль, чтобы выразить мне свою благодарность. Мы пили джин, сидя в плетеных креслах на веранде, окутанные теплыми сумерками, красный глазок Марса взирал на нас с высоты, и тогда я признался Максимовичу, что после смерти любимой Долорес (о, коварный Гумберт Гумберт!) не могу найти себе места на Земле и хотел бы пуститься в межпланетное путешествие как вольный наездник равнин, стремящийся найти покой вдалеке от дома, который хранит светлые, но неизбывно печальные воспоминания (высокий стиль всегда претил мне и казался пошлым, однако здесь он был более чем уместен). Полковник расчувствовался (джин был хорош, а благодарность велика) и спросил, чем он может помочь. Тогда-то я и изложил ему свой выношенный в страданиях план. Максимович раздумывал недолго (мне даже показалось, что он был готов к чему-то подобному), после чего спросил: «Скажите, Гумберт, вы сумеете два месяца продержаться на кошачьей диете?»
Вот так, читатель, я стал корабельным котом. Максимович проявил фантастическую изощренность, оформив меня на эту должность (на межпланетных ракетах даже коты имеют должность) и зайдя в таможенную службу через черный ход. Разумеется, все расходы по этому предприятию я оплачивал из своего кармана, а они были чудовищными – мне пришлось продать унаследованную от отца долю в европейских гостиницах, заложить дом и тарелку Долорес. Но я расставался с деньгами без малейшего сожаления, ведь меня с нетерпением ждала Ло-Лита, моя nova, мой волшебный свет и моя мечта.
2
На подготовку к рейсу ушло девять трудных месяцев. По рекомендации Максимовича я вступил в частное общество любителей межпланетных сообщений Шарлотта, где укрепил свое здоровье на специальных тренажерах и прослушал необходимый курс лекций по теории космического полета. Незадолго до старта я в последний раз вышел на связь с Ло-Литой и сообщил ей, что скоро мы увидимся. И хотя сильнейшие помехи, вызванные очередной магнитной бурей, не позволили различить все оттенки ее мелодичного голоса, моя душечка (она захотела говорить по-английски) проявила такой восторг, какой поэты метко называют «неземным».
Хорошо помню и ту ночь, когда мы с Максимовичем прибыли на старт. Огромная серебристая ракета, опоясанная гондолами бустеров и ярко освещенная прожекторами, казалась одним из столпов мироздания,
