нем, пока их не сметали «дворники», а некоторые даже благополучно улетали. Те, что не выдерживали столкновения, разбрызгивали внутренности по фарам.
Через восемнадцать минут я позвонил уже с другого платного телефона. Снявший трубку со свистом вздохнул:
– Пошел.
– Твоя очередь. – Мне нужно было знать подробности.
– А ты кто такой?
– Ты сам сказал «Гинденбург», вот кто. А теперь скажи, что все прибрано.
– Сделано. Но они хотят, чтобы им заплатили. И еще все напуганы. И злые как черти.
– Если вы прикрыли лавочку и сделали все по инструкции, беспокоиться не о чем. Все свое получат, надо только подождать.
– Я слышал про последнего.
– Что ты слышал?
– Багги.
– Заткнись. – Я прислушался. Обычный фон. Нынешние «жучки» не щелкают, как бывало в старые времена. Они тише. Жаль, парень назвал Багги. Его команда не была связана с командой Багги. Койоты не знали ни друг друга, ни что перевозят.
– Ему тоже требовалась помощь, но никто о нем не позаботился.
– Кто тебе сказал?
– Я просто слышал.
Значит, в Цепи все же есть ненадежные звенья.
– Послушай, он облажался. Не выполнил Инструкцию, вот и попал в положение. С ним все в порядке, но в команде его нет. Вот почему никто о нем ничего не слышал.
Багги вылетел у меня из памяти в тот самый момент, когда я передал его на попечение Уайту.
– А теперь соберись и все мне расскажи.
Посыльный вез фосфор. Кто-то допустил просчет. Кто-то выдал брак. Когда двигатель разогрелся, где- то проскочила искра. Патрульные нашли на дороге дымящийся «фольксваген» с шелушащейся от жары краской. Когда произошло возгорание, запаниковавший водитель попытался удержать машину, и огненная комета еще промчалась по шоссе с четверть мили, но все же опрокинулась. Вот тогда взорвался еще и бензобак.
Боже, как я скучал по тебе.
Неделю назад, когда я только-только вернулся после дальней поездки, ты встала в двери, преградив мне путь.
– Скажи, что скучал.
– Я скучал.
Наверное, я недостаточно долго смотрел тебе в глаза. Может быть, тон был не тот. Может, еще что- то.
– А теперь еще разок. И с чувством.
– Я скучал по тебе. И вернулся сразу, как только освободился. Даже домой не стал заезжать, потому что хотел увидеть тебя.
Ты улыбнулась, взвешивая искренность слов против неубедительности выражения. Потом отступила, пропуская меня в квартиру. Я бросил на пол сумку, обнял тебя, зарылся лицом в пламенеющие волосы.
– Я так скучал по тебе, Светлячок.
– Не называй меня так. – Ты схватила меня за руку и потащила за собой.
– Так бы и лежал всю жизнь. – Ты легонько ущипнула меня. – Просто лежал рядом с тобой. Смотрел, как заходит солнце.
– Солнце не может постоянно заходить. – Голос у тебя был сонный.
– Что?
– Ты сказал, что лежал бы всю жизнь. – Твой подбородок уткнулся мне в грудь. Глаза заблестели. – И смотрел, как заходит солнце. Одно с другим не совмещается.
– Вот так, хотел добавить романтики, а ты смешиваешь слова.
– Как тебе, бедненькому, со мной трудно. – Ты поцеловала меня в грудь.
– Разве солнце не может заходить медленно. По-настоящему медленно.
– Ш-ш-ш.
Стемнело. Шторы разведены, небо темное, безлунное. Жарко, и мы отбросили простыни. Я посмотрел на тебя.
– Ты куда?
– В ванную. Когда вернусь, зажгу свечу.
– Только побыстрей. И не надо свечей, – пробормотала ты в подушку.
Я думал, ты шутишь, пока не чиркнул спичкой.
– Эрик, я серьезно. Не надо.
– Ну вот, никакой с тобой романтики.
Ты промолчала. Даже не повернулась.
– Послушай, в чем дело? У тебя дом сгорел или что? – В тишине комната казалась еще более темной. – Ладно, извини.
– Ничего. Все в порядке.
– Не в порядке.
– Ты же не знал. Просто у меня пунктик на этот счет. Глупо, конечно.
– Не глупо.
– Глупо. У меня паранойя, а это глупо.
– Твоя паранойя распространяется на огонь вообще или только на свечи? Твой дом от них сгорел?
– Нет, не от них, в том-то все и дело. Мне было четыре года, когда у нас в кухне случился пожар. Мама что-то готовила. С тех пор я как-то с опаской отношусь к некоторым вещам. Ненавижу, например, газовые печи. К свечам относилась спокойно, пока девушка, с которой мы делили комнату, не устроила пожар. Была под кайфом.
– Так ты сожгла уже два дома.
– Нет, во второй раз ничего серьезного не случилось. У нее сгорели запасы травки, да еще квартира пострадала от воды. А вот с тем пожаром дома все получилось куда как хуже. Наша семья потеряла все. Никто не пострадал, но имущество сгорело полностью.
– А ты где тогда была?
– Смотрела парад.
– Какой парад?
– Мы жили неподалеку от школы, и школьный оркестр часто практиковался в прохождении маршем. Я часто убегала на них смотреть, думала, это и есть парад. Мой личный, каждый день.
– Значит, тебя спас оркестр.
– После второго пожара мне казалось, что я сойду с ума. Не помню точно, но вела себя не вполне адекватно. Подружка рассказывала про меня всем, и один пожарный решил воспользоваться ситуацией, чтобы залезть мне под юбку. Раздобыл мой номер и начал приглашать на свидания. Отстал только через три месяца. И потом парни постоянно рассказывали, что они либо учатся на пожарного, либо мечтают им стать. Как будто я какая-то тюкнутая, всегда готовая пустить слезу при виде человека в каске и с брандспойтом.
– А на самом деле тебя заводили только марширующие оркестры.
– Отправляйся-ка домой. – Ты запустила в меня подушкой.
– Пожалуй, научусь играть на тромбоне.
– Ты маньяк.
– И буду носить шляпу, такую, знаешь, высокую.
– Это кивер.
– Круто.
Ты толкнула меня ногой.
