Вздернув руку с пистолетом, он выстрелил в потолок. Поднялся визг. Ханыга, отмахиваясь от посыпавшихся сверху гипсовых обломков, прорычал, перекрывая возмущенные и испуганные вопли:
— Молчать, твари! Всем молчать! Никому не двигаться!..
Его крик немного отрезвил меня. Перестав пинать лежащего на полу мужика, я с трудом выдавил из пересохшей глотки:
— Встать. Встать, я сказал… К стене.
С усилием поднявшись, он прислонился спиной к стене и через силу выдохнул:
— Эх парень… Большую ты ошибку делаешь.
На окровавленном лице глаза его казались особенно пронзительными, и мне стало не по себе от его взгляда. Прыгнув в сторону, я заорал, чтобы не показывать снова охватившего меня страха:
— Ханыга! Долго мы еще будем ждать?! Когда с нами свяжутся?
Ханыга подбежал к двери, схватил стоящую ближе всех женщину и, распахнув дверь, вытолкал женщину вперед, приставив пистолет к ее виску.
С улицы потянуло морозным воздухом, и гул толпы за оцеплением стал слышен отчетливее. Через окно я видел, как менты, стоявшие кучей, зашевелились и рассыпались под прикрытие машин. Каждая машина из оцепления ощетинилась стволами, как еж иголками.
Ханыга заорал, осторожно выглядывая из-за плеча женщины:
— Эй! Кто там есть?! Пусть с нами свяжется ваш начальник. Нам нужны деньги, оружие и машина. Если через полчаса этого не будет, я буду убивать каждые десять минут по заложнику…
Захлопнув дверь, он швырнул женщину обратно к стене, пересек зал и опустился на пол рядом со мной.
— Порядок, Вованчик. Скоро позвонят, я уверен. Они же, б…, за свое политическое лицо беспокоятся… Там уже и сейчас наверняка газетчиков, как собак нерезаных, а чуть погодя и телевидение подключится. У журналистов нюх, как у собак…
Ткнув меня кулаком в плечо, он рассмеялся.
— Прикинь, фраер, в газеты попадешь, звездой экрана станешь.
Я мрачно отмолчался. В гробу я такую славу видел, да и… тебя бы туда же. А если власти плюнут на заложников? Теоретически, конечно, не должны, но ведь это же только теоретически… Подумают, подумают да и спустят на нас спецназовцев. Видел я по телеку, как они работают. Моргнуть не успеешь, как у прабабушки в гостях окажешься.
Я поделился своими сомнениями с Ханыгой, но он только отмахнулся.
— Не дрейфь, Вован. Откуда у нас в городе спецназ? Отродясь в нашей дыре террористов не бывало…
Он коротко хохотнул:
— Хо-хо… Мы с тобой первые, Вованчик… А спецподразделение если и будет, то пришлют, на крайняк, из Москвы или из другого города, покрупнее нашего. На это время уйдет, а время сейчас на нас работает. Если сразу не сумели нас взять, растерялись, то сейчас это и вовсе непросто. Это сразу, в горячке, ни о чем не думаешь. А теперь они въехали, что к чему, и за каждого заложника трястись будут. И пока с нами хоть один остается, с наших голов ни один волос не упадет.
Я мрачно подумал: іАга, особенно с твоей, плешивой… Было бы чему падать. И ведь, сволочь, как гладко рассуждает, словно заранее к такому повороту готовилсяі. Злость на Ханыгу немного поутихла, но прежнего отвращения к нему я все же не мог преодолеть.
Ханыга между тем продолжал скрипеть:
— Только осмотрительнее надо быть, а то снайпера и через окно могут пулю всадить. Пока нас эти бараны прикрывают, но долго их так не продержишь. Не позволишь сесть, сами станут падать, от усталости.
Он презрительно покривился.
— Всю жизнь мне не везет. Заложники и те какие-то дохлые попались. Только твой ікореші, да еще два, три мужика покрепче будут, а остальные… Ты вот что, Вован, пойди-ка погаси свет. Оставь только пару плафонов, чтобы этих баранов было видно. А то со светом мы и сами как на ладони…
Погасив свет, я вернулся и снова опустился на пол рядом с ним.
— Ханыга, а как служебный вход? Там не прорвутся?
— Там закрыта дверь. Если взламывать станут, шум будет, а мы тоже не дремлем… А вообще пойди забаррикадируй чем-нибудь, береженого Бог бережет. И подыщи, во что деньги переложить, нечего им на полу валяться.
Пройдя в служебные помещения, я проверил все кабинеты, убедился, что все окна забраны решетками, и загородил выход во двор письменным столом, вытянув его из кабинета заведующей. На всякий случай сверху еще наставил гору стульев, чтобы загремели в случае чего, и увенчал пирамиду пустым ведром, принесенным из туалета.
Заметив соскользнувшие со стола на пол бумаги, я поднял их и мельком просмотрел. Это были ведомости на получение денег. В конце стояла итоговая сумма: 480000000 рублей. От количества нолей меня даже в жар бросило. Это же по двести сорок лимонов на рыло получатся! Ну пусть, сколько-то там уже ушло, все равно это намного больше чем я ожидал! Заскочив еще раз в кабинет заведующей, я подхватил с пола замеченные раньше холщовые банковские мешки и вернулся в зал.
Ханыгу я застал расхаживающим по залу из конца в конец. Заложники по-прежнему молча переминались с ноги на ногу вдоль стены.
Пересчитав пачки денег и запихнув их в мешок, я почувствовал разочарование. Денег, в действительности, оказалось чуть больше двухсот миллионов. Отпихнув мешок ногой, я сел на пол, прислонившись спиной к барьеру, и закурил. По сто ілимонові с хвостиком за такие передряги? Раздраженно посмотрев на мотающегося Ханыгу, я окликнул его:
— Сядь, Ханыга, не маячь. И без того нервы на пределе.
Он опустился на пол рядом со мной.
— Как там?
— Порядок… Денег мало, Ханыга. Я там ведомость нашел… Привозили почти іпол арбузаі, а здесь только двести ілимонові с небольшим.
Ханыга аж взвился.
— Как двести?! Такая куча и всего двести?
Устало махнув рукой, я загасил сигарету о пол.
— Деньги в мелких купюрах… Может еще где есть? Ты все ли из сейфа выгреб?
Поднимаясь на ноги, Ханыга ответил, показывая пистолетом на полную женщину лет сорока, в темном платье:
— А вот мы у нее сейчас спросим.
— Кто это?
— Заведующая.
Я равнодушно протянул, чувствуя, что это ни к чему не приведет:
— А-а-а… А где же баба-то твоя?
Покосившись на меня, Ханыга весело ощерился.
— Баба? А моей бабе ты дырку в голове сделал.
Меня как бревном по башке огрели. Так это значит я его подругу пристрелил? И он с такой спокойной ухмылочкой об этом говорит? Сам же дал мне пистолет, наверняка зная, чем это кончится?! Ну… мать твою… Знал я, что Ханыга зверь, но чтобы до такой степени?
Ханыга, продолжая скалить зубы, видно принял мой ошарашенный вид за испуг и успокоил:
— Да ты не тушуйся, Вованчик. Думаешь, я на тебя из-за бабы зуб имею? Хо!.. Хороша была Маринка, и в постели, и вообще, слов нет… А-а-а, чего там! Хрен с ней, на наш век баб хватит. Да и надоедать она мне стала. Все уговаривала, чтобы женился на ней да в завязку ушел. Хрен с ней, других много. У нас теперь, Вован, такие будут, такие…
Блаженно закатив глаза, он промычал:
— М-м-м…
Резко оборвав себя, он, с какой-то даже жалостью, сказал:
