смертный приговор. Все так же негромко Шарин добавил:
— Ты так и подохнешь в наручниках. Я тебя вечным арестантом сделаю.
Я медлил бросать ключ, лихорадочно соображая, как поступить. Если бы у меня было еще несколько секунд перед его появлением и я успел открыть замок! Всего в нескольких сантиметрах от моей руки, скрытый от взгляда Шарина, торчал пистолет, у Вовчика за ремнем. Но рука моя была на виду, а на Вовчика я уже не рассчитывал, он, похоже, совсем окаменел от страха. Ведь и его Шарин тоже не пощадит за попытку помочь мне.
Шарин угрожающе выкрикнул, теряя терпение:
— Ну?!!
Я отбросил ключ в сторону, а Вовчик вдруг сделал то, чего я меньше всего ожидал от него в эту минуту. Сделав шаг по направлению к Шарину, он загородил меня собой и прохрипел осевшим голосом:
— Не стреляй в него.
Изумленно уставившись на него, Шарин яростно выматерился:
— Ах ты х… моржовый!!! Ты еще возникать смеешь?! Из-за тебя же, сучара, все прахом пошло, и ты еще смеешь вякать?.. Слышал я, о чем вы тут толковали. Специально не стал вмешиваться, чтобы все до конца выслушать. И то, что гранаты учебные, слышал, и что операция готовится… Вот она до чего довела твоя жалостливость, сучонок. Гребня ты е… Но теперь уж, б…, ни хрена у вас не получится. Пока я еще хозяин, я с вами разберусь. Мне один конец, но заложников я с собой на тот свет заберу, чтобы не так скучно было. Ты, сучонок, отойди, с тобой у меня особый разговор будет. Сначала я твоему корешу организм продырявлю. Он и без того уже лишних пять минут дышит…
Вовчик упрямо стоял на прежнем месте, явно не желая уступать. Бессильный что-либо предпринять, я напряженно наблюдал за обоими, гадая, чем это кончится, поскольку ничего другого мне не оставалось.
Шарин сделал два шага вперед и, не снимая палец со спускового крючка, левой рукой цепко схватил Вовчика за плечо и с силой швырнул его назад, себе за спину.
— А-а-а, щенок… Героем хочешь стать? Ничего, в соседних могилах гнить будем. А червям все равно, кого глодать…
Вздернув ствол автомата, опустившийся от толчка вниз, он снова направил его мне в грудь и садистки улыбнулся.
— Давно я желаю посмотреть, Степанов, как ты штаны обмараешь от страха…
Замерев от напряжения, я посмотрел на палец Шарина, судорожно сжатый на спусковом крючке, и тоскливо подумал: іНеужели все? Ведь совсем немного оставалось… Вот уж не думал, что так умирать придется. И еще эта рожа… Хотелось бы что-нибудь посимпатичнее перед смертью увидетьі. Я закрыл глаза и сжался в ожидании выстрела, который не замедлил прогреметь. Мне даже показалось, что я уловил обострившимся обонянием кисловатый запах пороховой гари. Только боли, на удивление, не было. Не понимая, в чем дело, я нерешительно открыл глаза и осмотрелся.
Если я и очутился на том свете, то не сильно же он отличается от нашего. Все было прежним. Стол, на котором я сидел, коридор с поваленными стульями… И даже Шарин по-прежнему стоял напротив меня. Явно я был еще жив. Осмотрев себя, я не обнаружил ни одной дырки, кроме той, что уже была в плече. Я снова посмотрел на Шарина, подозревая, что это его изощренный способ помучать меня перед смертью, но, кажется, я ошибся. Он смотрел округлившимися от изумления глазами куда-то выше моей головы и из уголка его рта стекала на подбородок алая струйка крови. Шарин попытался повернуться, но ноги у него подогнулись, и он тяжело рухнул лицом вперед, прямо мне под ноги, судорожно дернувшись и вытягиваясь во весь рост. Теперь я нашел объяснение тому, что произошло и чему я был обязан своим спасением. В спине Шарина, туго обтянутой матерчатой курткой, темнела аккуратная дырочка, прямо под левой лопаткой. Оторвав от Шарина завороженный взгляд, я поднял глаза и увидел Вовчика. Он стоял напротив меня, побледневший, взъерошенный, с плотно сжатыми губами и свежим кровоподтеком на левой скуле. В правой руке у него был зажат пистолет с еще дымящимся стволом. Взгляд у Вовчика был помутневший, но решительный. Криво усмехнувшись, он с видимым усилием выдавил из себя:
— Прощай, Ханыга… Теперь не скоро свидимся.
Перешагнув через распростертого на полу Шарина, он наклонился, поднял с пола брошенный мной ключ от наручников и, выпрямившись, коротко сказал, подавая ключ мне:
— Держи.
Я протянул руку за ключом и тут увидел в конце коридора Вальку с поднятым для стрельбы пистолетом. Я его мгновенно узнал, хотя он и был одет в какой-то черный комбинезон и с черной же полумаской на лице. Но глаза Вальки, даже такие как сейчас, узкие и колючие, я безошибочно узнал бы из тысячи других.
Вовчик не видел Вальку, по-прежнему стоя к нему спиной, все еще протягивая мне пресловутый ключ и удивляясь, почему я не хочу его взять.
Застывшим взглядом я видел нас, всех троих, как бы со стороны, и с ужасом сознавал, что до Валькиного выстрела остались ничтожные доли секунды, за которые я ничего не успею сделать. И тогда, представив себе, что произойдет в следующее мгновение, я заорал. Я так заорал, что вены вздулись у меня на висках и глаза, казалось, выскочат из орбит, и сам я оглохну от собственного крика:
— Не-е-е-е-е-ет!!! Не стре-е-ляй, Ва-а-лька-а-а!!!
От моего крика Вовчик дернулся, отскочил назад и круто обернулся.
Пистолет из его руки выскользнул и упал на пол, издав глухой стук, слившийся с грохотом выстрела из Валькиного пистолета.
Помертвевшим взглядом я видел, как дернулся ствол пистолета в Валькиной руке и Вовчик содрогнулся всем телом, словно получил мощнейший удар в грудь. И еще трижды дернулся пистолет в Валькиной руке, изрыгая из ствола оранжевое пламя, нестерпимо больно режущее мне глаза, и трижды Вовчик содрогался всем телом, каждый раз делая шаг назад на подгибающихся ногах в мою сторону. При последнем выстреле он оступился, споткнувшись о руку мертвого Шарина, и плашмя упал спиной на поверхность стола, рядом со мной.
Я осторожно повернул его голову к себе и тихо окликнул:
— Володя…
Глаза его уже стали стекленеть, и на губах выступила розовая пена. Он часто и хрипло дышал, и при каждом выдохе бледно-розовые пузыри бесшумно лопались. И невооруженным глазом было видно, что ему уже ничем не поможешь.
На несколько секунд Вовчик сфокусировал на мне свой мутный блуждающий взгляд и, видимо все же узнав меня, слабо прошептал:
— А-а-а… Степанов… Вот тебе и іпро…прощай, Ханыгаі…
Пена у него на губах стала ярче, приобретая ярко-красный оттенок, и глаза безвольно закатились под веки. Изогнувшись всем телом, он захрипел и прерывисто прошептал сквозь кровь, хлынувшую изо рта:
— А тепло…теплоход… белый, бел…
Судорожно дернувшись, он обмяк и уронил на бок голову, прижавшись побледневшим лицом к моей ноге.
Совершенно без сил я откинулся спиной к дверному косяку и запрокинул голову, чувствуя нестерпимое жжение в глазах, словно мне их запорошило песком. Левая щека у меня нервически подергивалась, и все тело сотрясалось от мелкой и противной дрожи. Тусклый плафон под высоким потолком почему-то нестерпимо резал глаза, и я прикрыл их, чтобы не видеть этого раздражающего света. От этого мне стало еще хуже. Разноцветные, яркие круги замельтешили у меня перед глазами, от чего я почувствовал сильное головокружение и приступ тошноты.
Почувствовав прикосновение руки к своему плечу, я открыл глаза и увидел перед собой Вальку, уже без пистолета в руке. Вместо него в руке у Вальки болталась снятая с головы шапочка-маска. Валька сочувственно поглядел на меня и мягко спросил:
— Ты как, Игорек? В порядке?
Я посмотрел на его участливое лицо и вдруг почувствовал почти непреодолимое желание врезать ему в челюсть что есть сил.
С трудом подавив в себе вспышку гнева, я тихо, но отчетливо спросил:
