— Ты его не кори. Ему вообще пора бы дома быть, а он, как узнал, что ты в переделку попал, первым в ружпарк сорвался.
Я непонимающе посмотрел на обоих, потом взглянул на часы, и снова на Манкова с Плотниковым. Только теперь до меня дошло, что времени еще только половина одиннадцатого и опергруппа должна была быть здесь только через полчаса.
— А вы откуда узнали, что я именно в переделку попал? Агапов…
— Агапов все передал. А вскоре после твоего отъезда какая-то бабка позвонила и сказала, что на квартире Сафаровой какие-то подозрительные личности и офицерик ваш, ты, значит, тоже туда прошел. Мы ноги в руки — и сюда. Даже я, как видишь, — Манков усмехнулся и постучал по снятой каске, — в атаку ринулся.
Я вспомнил о старухе-соседке и подумал, что не иначе как ее любопытство спасло меня на этот раз. Кто знает, как сложилась бы ситуация дальше, не подоспей ребята вовремя? Да и, вообще, у меня могло и не получиться так удачно, и тогда помощь была бы совсем не лишней. Нет, определенно судьба благосклонна ко мне…
Хлопнув Плотникова и Манкова по коленям, я совершенно искренне сказал:
— Спасибо, парни. Как бы там ни было, а вы все же вовремя подоспели… Ну, я пошел. Мне, наконец, надо домой попасть и переодеться. А то, ежели и дальше так дело пойдет, то от моего парадного мундирчика одни подтирки останутся. А ты, Манков, извини меня за тот разговор. Я был не прав.
Уже выходя в прихожую, я обернулся и отсалютовал им. Они растерянно переглянулись, и Плотников спросил:
— Да ты хоть понимаешь, что ты сегодня сделал? Один!
Горько усмехнувшись, я ответил не без сарказма:
— Понимаю… Я неплохо сыграл роль ковбоя-одиночки, и только. И не всегда мне будет так везти, как сегодня… А, чер-р-рт!
Хлопнув себя по лбу, я воскликнул:
— Я осел! Длинноухий, безмозглый осел! У меня же совсем из головы вылетело!.. Где Сафарова?
— В соседней комнате. А что?
Не отвечая Манкову, я почти вбежал в соседнюю комнату и бросился к истерично плачущей Сафаровой, развалившейся на кушетке и отпихивающей стакан с водой, который ей протягивал один из наших ребят. Грохнувшись перед Наташей на колени, я схватил ее за плечи и умоляюще попросил:
— Наташа, золотце, успокойся хоть на минуту.
Глаза у сержанта полезли на лоб. Сафарова перестала выть и теперь тихонько всхлипывала, раскачиваясь из стороны в сторону. Я встряхнул ее.
— Да успокойся ты наконец! Скажи, ты и правда ничего не знаешь о чемодане?
Вместо ответа она заголосила:
— Безуглов, я не виновата! Они заставили меня!
— Да никто тебя не винит. Как насчет чемодана?
Наташа затрясла головой.
— Н-не знаю…
— А Бабакин… тьфу ты… Бугаев ничего тебе не говорил по телефону в тот день?
Не переставая всхлипывать, она непонимающе пожала плечами и спросила:
— А что?
— Ну, что-нибудь немного не в тему, не к месту, понимаешь? Ну, приезжает человек, звонит с вокзала своей… подруге, словом, и говорит что-нибудь не совсем обычное для такого разговора.
— Да нет… Сказал только, что отметить надо…
Я вцепился в Наташу как бульдог:
— Что отметить?
— Знакомство наше. Месяц был, как мы с ним познакомились. Так и сказал: запомни это число, девочка, это счастливое число.
— Так, так, так. Это какое же у нас было?
— Седьмое апреля.
Я просиял и, схватив Наташу за голову, звонко расцеловал ее в обе щеки.
— Ты золото, Наташа! Ты даже сама себе цены не знаешь.
Сержант еще больше выпучил глаза, а Сафарова, приходя в себя, огрызнулась:
— Ага, ты бы мне из моего состояния уделил кусочек на ремонт. За чей счет я буду дверь и окна ремонтировать?
Я ухмыльнулся.
— Ремнев с блондином возместят… После суда.
— А я до тех пор как жить должна?! Я одинокая слабая женщина, мне помощи ждать неоткуда, между прочим.
Я снова нехорошо ухмыльнулся и не отказал себе в удовольствии поддеть ее:
— Ведь я же тебе говорил, Наташа, замуж надо было за работягу выходить, а не за жулика…
Сафарова пронзительно взвизгнула и с силой запустила в меня подушкой. Я увернулся. Она снова закрыла лицо руками и зарыдала в голос. Признаться, мне нисколько не было жаль ее. Да и не до нее мне было в эту минуту. Похоже, теперь я знал, где искать пресловутый чемодан, едва не стоивший жизни мне и все той же Наташе. Раз Бугаев приехал к ней с пустыми руками, а так оно и было, и звонил он ей с вокзала, то значит…
Выйдя в зал, где все еще сидели на диване Плотников с Манковым, я подмигнул им.
— Собирайтесь, соколы. На железнодорожный вокзал поедем.
Поднимаясь, Манков спросил:
— Зачем?
— Проверим в камере хранения секцию под номером семь. Я имею подозрение, что именно в ней мы обнаружим чемодан с ідурьюі, пудика так на полтора. Хотя… Черт, совсем забыл. Поезжайте без меня, мне еще одно дело надо сделать.
Уже в прихожей я услышал голос Плотникова:
— Куда ты? Какое еще дело?
И вслед за ним голос Манкова:
— Совсем ошалел парень…
Преодолев выбитую дверь, я выскользнул на площадку и заметил щель в приоткрытой соседней двери, с выглядывающим из нее любопытным старушечьим носом. Старуха хитро сверкнула на меня глазенками и довольно хихикнула. Я заговорщицки подмигнул ей в ответ и сказал негромко:
— Спасибо, старая.
И услышал в ответ:
— Чего там… На то мы и люди, помогать друг другу должны…
Перепрыгивая через три ступеньки, я спустился на первый этаж, вышел на улицу, торопливо дошел до машины, сел в салон и тронул с места.
За событиями последнего часа (неужели прошел всего лишь час?) я совсем забыл о Дронове. Сейчас я поеду к нему. Теперь я могу с чистой совестью посмотреть парню в глаза и сказать, что не зря он получил пулю в живот, не напрасной была его жертва.
Подъехав к больнице, я оставил машину у поликлиники, игнорируя табличку с предупреждением, что стоянка разрешена только машинам іскорой помощиі, и дальше пошел пешком, поскольку к стационару с этой стороны вела только пешеходная дорожка.
Поднявшись по широким ступеням, я вошел в приемный покой, отыскал в списках Дронова, запомнил номер палаты и поднялся на четвертый этаж. Выходя из лифта, я почти уткнулся в стол с сидящей за ним дежурной медсестрой. От крохотной полутемной площадки в обе стороны разбегались узкие рукава коридора с рядами одинаковых дверей. Галантно козырнув, я поинтересовался, где находится двести четырнадцатая палата. Хорошенькая сестричка смерила меня оценивающим взглядом и проворковала:
— Двести четырнадцатая направо, в конце коридора. Только туда нельзя. Ведь вы к Дронову?
— Да, к нему.
