В это время к амбару подошел Камелькранц и встал, поигрывая замком у двери.
– Господин Камелькранц, вы же обещали, – начал я.
– Спать! Без разговоров! – отрезал горбун.
Мы поняли, что Сташинский успел что-то сообщить управляющему: ничем иным нельзя было объяснить поведение горбуна! Ведь только вчера он обещал перевести нас в польский барак…
– Надо быть осторожнее, – предупредил я товарищей…
Во дворе было тихо, как в могиле. Из барака не доносилось ни звука. Молчали и мы. Я уже думал, что ребята уснули. Но Димка прошептал:
– Напрасно все-таки Левка разбил репродуктор. Теперь мы так и не узнаем, что делается на фронте.
– Много ты узнавал, – огрызнулся Левка. – Сплошная брехня!
– Может, не брехня…
Оказывается, не меня одного мучили невеселые думы после того дня, когда баронесса угощала нас праздничным обедом.
– Послушать бы теперь Москву! – вздохнул Левка и вполголоса начал подражать московскому диктору: – «Внимание, внимание! Говорит Москва! Говорит Москва! Работает радиостанция имени Коминтерна».
– Молчи! – рассмеялся Димка. – А то еще подумают, что мы слушаем московские передачи.
Я вспомнил о радиоприемнике, который видел в кабинете у Фогеля. Что, если попросить Лизу пробраться к приемнику и послушать Москву? Тогда мы сразу могли бы узнать правду,
Девочка, словно угадав мои мысли, появилась у нашего амбара. Она пришла сообщить, что ей уже удалось припрятать кое-какие продукты и стянуть из кладовой старую одежду Карла. По ее словам, уже через день-два можно бежать.
– Только надо делать это скорее, вы понимаете? Фрау Марта может догадаться, и тогда мне, вы сами понимаете, что будет…
И дернуло меня попросить Лизу послушать Москву!
Лиза согласилась. Она сказала, что сегодня же попытается проникнуть в кабинет Рудольфа и узнает все, что нас интересует. Когда она уже удалялась, я подумал, что Лиза может включить приемник на всю мощность и перебудит всех обитателей дома. Едва я сообщил об этом Димке, как он переполошился и громко крикнул:
– Лиза!
– Тс-с! С ума ты сошел! Так можно разбудить горбуна.
– Никого я не разбужу. Верблюжий Венок сейчас дрыхнет без задних ног.
Лиза вернулась, и Димка принялся инструктировать ее.
– Ладно, ладно, Димка, – шепнула Лиза. – Только ты не очень кричи.
Не успели мы прикрыть дверь амбара как в замке во всю мощь рявкнул радиоприемник. Он тут же испуганно смолк, а через несколько секунд мы услышали пронзительный визг.
Утром Лиза не вышла к завтраку. А когда мы направились в поле, нас обогнала хозяйская повозка, в которой ехала баронесса. Рядом с ней сидела служанка. Поравнявшись с нами, она крикнула по-русски: «Прощайте, ребята!» И хотела еще что-то произнести, но баронесса стукнула ее кулаком по голове. Лиза упала на сиденье, закрыв лицо руками.
– Господин Камелькранц, куда ее повезли? – спросил я.
Управляющий буркнул:
– Не твое дело…
– Почему не мое? Ведь она – русская.
– Может, ты думаешь, что тебя назначили сюда русским консулом? – засмеялся Сташинский.
– Не всех же посылать сюда шпионами гестапо, – громко, так, чтобы все слышали, ответил я.
– Не понимаю, – растерялся Франц.
Меня трясло от негодования. Я повернулся к Сташинскому и с презрением, какое только можно передать голосом, выкрикнул:
– Ты все понимаешь, гадина! – и, подпрыгнув, ударил подлеца по щеке.
Он бросился с кулаками на меня. Я скрылся за спиной Сигизмунда. Поляки схватили Сташинского за руки и принялись уговаривать:
– Как не стыдно, Франц! Он еще ребенок.
Один Заремба молча стоял в стороне и сверлил своего соотечественника мрачным взглядом.
– Мне стыдно, Василь, сегодня за такого поляка, – шептал он.
Ночью, оказывается, Юзеф слышал, как кто-то из нас крикнул «Лиза!», после чего Сташинекий выскочил во двор. Юзеф не знает, что делал во дворе Франц, но через некоторое время пронзительный вопль раздался в замке. А поляк вбежал в барак и улегся как ни в чем не бывало в свою постель.
– Думаю, Франц сделал какое-то подлое дело! – посмотрел на меня бывший горняк из Катовиц.
Я-то знал теперь, какое это дело! Франц подслушал наш ночной разговор и, когда Лиза села к
