скамей, заменивших стол. Их было одиннадцать человек: Гнутый, Рыжий, Зверь, Цеце, Шайтан, Ухо и Павел – отделение, оставшееся без командира – хозяева вечеринки. И их гости: рядовой Буриев, более известный как Монгол – из первого взвода, рядовой Курт и капрал Гессе из второго взвода, рядовой Ким, которого все называли Сковородой – из третьего. Павел приглашал еще нескольких человек, но они отказались, они решили как следует отоспаться перед началом новой недели.
– Дааа… – мечтательно протянул Цеце, осматривая импровизированный стол, заставленный снедью. – Еды нам хватит до самого утра.
– А за выпивкой придется кому-то бежать, – сказал Рыжий и выразительно посмотрел на Курта.
– Увлекаться не стоит, – предостерег Зверь. – И без того проблем хватает.
Шайтан, устремив взгляд в потолок и пробормотав что-то про Аллаха, двумя пальцами взял свой стакан, кивнул Павлу:
– Ну, за тебя, Писатель! За твое выздоровление, и не надо болеть больше.
– За возвращение, – добавил Зверь. Помолчал, додумывая родившийся тост. Продолжил: – За твое возвращение и за возвращение Гнутого. Но не только! За то, чтобы все мы всегда возвращались, и чтобы нам было куда вернуться!
– Хорошо сказал! – не удержался Цеце.
Они выпили по чуть-чуть. Закусили от души.
– Так что за история с тобой приключилась? – спросил Рыжий у Гнутого.
– Да ничего особенного. Помнишь лейтенанта Розетти?
– А как же! Редкостная скотина!
– Вот-вот… – Гнутый обвел взглядом лица товарищей. Пояснил для тех, кто не был знаком с лейтенантом-скотиной: – Стояли мы тогда на побережье под Салалой, Форпост номер двести восемьдесят шесть. И служил там лейтенант Розетти, за глаза его все называли Вонючкой. Работал он в штабе, прислуживал начальству, то ли племянником он был чьим-то, то ли сыночком. С личным составом он дела не имел, но любил совать нос куда не следует.
– Я его помню, – криво усмехнулся Цеце.
– Еще бы! Он тебя на три дня в карцер посадил за то, что ты с развязавшимся шнурком ему навстречу попался.
– Меня отправил к медикам, – сказал Рыжий, – велел спиртовую клизму поставить. Ему показалось, что я был пьян.
– А ты не был пьян? – спросил Зверь.
– Это дела не меняет! – отмахнулся Рыжий. – Так что там случилось с Розетти?
– А ничего, – пожал плечами Гнутый. – Когда нас переводили на новое место, я в последний день одолжил автомобиль у одного сержанта, подстерег этого Вонючку, когда он домой возвращался, запихнул в багажник и отвез в пустыню. Километров за тридцать от Форпоста.
– Ну! – восхитился Цеце. – Что ж ты раньше не рассказывал?!
– А это наше с ним личное дело было. Он из меня изрядно крови попил… Ну да ладно… Так вот – выбросил я его на песок, разул, раздел до белья, физиономию слегка подпортил, показал направление, в котором надо ему идти, а сам уехал.
– И теперь эта история всплыла, – сказал Зверь с легким осуждением в голосе.
– Да, – кивнул Гнутый. – Уж почти два года прошло. Я и забывать стал. А Вонючка, видимо, не забыл. Должно быть, искал меня по всему миру, запросы, заявления рассылал.
– Легко ты отделался, – сказал Зверь. – Знаешь, что положено тебе за избиение офицера?
– Знаю. Начитан… – Гнутый ухмыльнулся. – А папа-то наш, полковник – молодец, оказывается! Мы его старым пнем считаем, развалюхой и маразматиком, а он за нас горой! Тот еще вояка!
– Это он тебя прикрыл?
– Он. Не дал в обиду. Привели меня к нему в кабинет, он передо мной, ни слова ни говоря, выложил распечатку на стол, развернул. «Читай», – говорит. Я и начал: читаю, и чувствую, как улыбка все шире становится. Там Вонючка во всех подробностях расписывает, как я его мордой в песок тыкал и обещал наизнанку вывернуть. Красиво пишет, образно, зримо! Видно за время переписки стиль отточил, каждую фразу до совершенства довел!
– Ты не отвлекайся. Что дальше было?
– Полковник заметил, что я не очень-то расстроен, поинтересовался, чему я так рад. Я ему все и выложил про этого Вонючку. Он выслушал внимательно. Приказал сержанту и лейтенанту выйти. И завел разговор по душам. Старики, конечно, болтливы, но на нашего я не в претензии. Сказал, что доложит наверх о моем наистрожайшем наказании. Велел держать язык за зубами. Объявил, что с должности все- таки меня снимет – не может не снять. И велел впредь быть осторожней.
– Повезло, – сказал Зверь.
– Так что теперь мы отделение без командира, – подвел итог Гнутый.
– Кого-нибудь назначат, – сказал Цеце.
– Тебя, например.
– Нет! – запротестовал Цеце. – Зачем мне такая радость? Я откажусь!
– Значит, Рыжего поставят.
– Я в неблагонадежных числюсь. Удивляюсь, как вообще меня еще не уволили.
– Шайтан! – Гнутый повернулся к арабу. – Хочешь быть командиром отделения?
– Хочу!
– Ну, хоти дальше. Фактурой ты не вышел… Ухо! Может тебя командиром сделают?
– Вряд ли. Образования у меня не хватает. Сами знаете.
– Значит, Писателя.
– Молод еще!
– Так кого же?
– А никого! – сказал Зверь. – Будет у нас в отделении демократия. Все решения станем принимать голосованием.
– А что! – усмехнулся Цеце. – Это выход!
– Предлагаю подобную систему распространить на все подразделения, – продолжил Зверь. – Раз в квартал будут проводиться выборы сержантского состава, раз в год – офицерского. Командир Форпоста избирается на три года. Ряд полномочий передается Солдатскому Сенату. Сразу же предлагаю от нашего взвода выдвинуть в Сенат кандидатуру Писателя.
Они негромко рассмеялись.
– Занятно было бы послужить в таком бардаке, – сказал Рыжий.
– И кончилось бы все полным развалом, – сказал Цеце.
– А вдруг вышло бы что-нибудь дельное? – сказал Ухо.
– Армия и демократия несовместимы, – сказал Гнутый. – Так что давайте-ка выпьем за систему, которая всем нам позволяет жить просто, спокойно, весело и бездумно. Нам велели – мы сделали. Хорошо быть солдатом, за него все всегда решают! А голова о мировых проблемах пусть болит у начальства.
– Конец твоей речи мне понравился больше чем начало, – сказал Рыжий. – Итак: за то, чтобы у начальства болела голова!
Они только подняли стаканы, как в запертую дверь кто-то требовательно застучал кулаком. Бойцы переглянулись, мгновенно кто куда попрятали стаканы. Цеце быстро задвинул бутылки под скамейку.
– Открывайте! – прогремел голос сержанта Хэллера.
– Ну вот, накликали, – сказал Зверь. – Судя по всему, голова у него разболелась не на шутку. Откройте кто-нибудь, иначе через минуту дверь вылетит. И вставлять ее будем мы.
Дверь отпер Курт. Сперва он откатил тяжелую штангу, при этом едва не придавив ногу капралу Гессе. Потом отодвинул щеколду замка, зацепившись за дверную ручку рукавом.
– Заходите, сержант! – крикнул Гнутый.
Сержанту приглашение не требовалось. Он уже вошел – толчком распахнул дверь и застыл на пороге, заслонив собой весь проем, обводя взглядом лица своих солдат, осматривая подобие стола, оценивая закуски, отыскивая выпивку.
– Гуляете?
