– Как это? – не понял милиционер Коля.
– А в частном предприятии он обычно грузчиком и швейцаром подрабатывает, а в государственном – заместителем директора.
Последовал новый взрыв хохота. Отсмеявшись, сержант Коля попросил:
– Ты все-таки, Маркиз, давай, дуй отсюда, а то у меня неприятности будут из-за тебя. И приятеля своего забирай. – Мент вдруг подозрительно посмотрел на Дорина. – Он, кстати, кто такой и откуда? Документы у него есть?
ГЛАВА 22
– А это мой племянничек, – бодро ответил Яша, – родственник по женской линии, сын моей сестры. Или брата, не помню…
– А почему ты за него говоришь? – Дорин менту явно не нравился. – Он что, не русский?
Андрей открыл было рот, но был остановлен репликой Маркиза.
– А он в детстве с печки упал и покалечился. Заодно и язык прикусил. До сих пор хворает.
– Короче, мы сейчас до сквера дойдем, потом вернемся, и чтоб ни тебя, ни юродивого твоего здесь не было. – Сержант выразительно похлопал резиновой палкой по ладони. – А то ведь я не всегда такой добрый.
– Это точно, – пробурчал Маркиз себе под нос.
Он начал не спеша собирать с асфальта тряпки, на которых сидел. Потом подошел к Дорину.
– Ты хоть сколько-нибудь пройти сможешь? – спросил негромко, хотя Коля с напарником отошли уже довольно далеко.
– Смогу, наверное, – неуверенно ответил Андрей. – А куда надо-то?
– Вон, видишь, кафе открытое?
– Так нас туда не пустят, – сказал Дорин, посмотрев на разноцветные столики с разноцветными стульями.
– Это – не твоя забота, твоя забота – дойти.
И Андрей побрел. Это было его первое самостоятельное путешествие после встречи с «коллегами» в переулке. Один-два метра по котельной не считались. Под одобрительные возгласы «тусовки» путешествие длиной в тридцать метров заняло десять минут. И Дорин мысленно согласился с Маркизом, который вчера высмеял его, рвущегося начать расследование и выяснение.
– Тебе дня три минимум надо, чтобы ходить научиться, а ты – расследование, Шерлок Холмс несчастный.
Они расположились на пенечке рядом с кафе. Улыбчивая официантка Маша принесла им две табуретки и по тарелке супа.
– Раз работать не дают, – вздохнул Маркиз, – придется обедать. Зачем только чебуреки ели?
– Мне добавка не помешает.
Дорин проголодался за последние дни, хотя и не хотел себе в этом признаваться. То, чем его потчевал Яков, было, несомненно, съедобно, но – маловато. Особенно сейчас, когда организму нужны были силы на восстановление.
– Не помешает? – Маркиз глянул на своего товарища. – Маша! – закричал он в сторону кафе.
– Чего? – она перегнулась через деревянный турникет.
– У меня тут партнер оголодал.
– Сейчас, – почему-то засмеялась официантка, – не дадим партнеру умереть.
– Ну, – Яков повернулся к Дорину, – не сгинул от стыда? Это не страшно – просить. Лучше всего в праздник у церкви – тогда все дают, даже те, кто никогда не дает. Мне один раз Березовский сто рублей положил.
– Так он же еврей, – удивился Андрей.
Официантка принесла большую тарелку с хлебом и миску с картошкой и ушла, насмешливо оглядев Дорина с головы до ног.
– Одно другому не мешает, – рассудительно сказал Маркиз.
– А ты православный? – спросил вдруг Андрей.
– Знаешь, я считаю, этот вопрос так же неприлично задавать, как спрашивать, как ты спишь со своей женой.
– Извини, правда, извини…
– Я просто не люблю, когда мы выбрасываем хорошее, а потом долго и мучительно ищем этому замену и всегда находим худшее. Знаешь, раньше все улицы Москвы да и других старинных городов были спланированы так, чтобы в перспективе был виден храм. Или местный, или кремлевский. И человек, куда бы ни шел, шел к Богу. А сейчас, в перспективе обычно – дом и, куда бы человек ни шел, он идет в тупик.
– Не знал…
Андрей откинулся на табуретке, опершись на ствол рядом стоящего дерева. Ребра тут же заныли, но… терпимо, зато по всему телу распространялась приятная теплота. Он и не думал раньше, что так зависим от еды. Поистине мы замечаем что-то только тогда, когда это теряем.
– Потому что раньше архитекторов, художников интересовали соотношение массы и объема, линии и цвета, души и тела. А сейчас соотношение его «Мерседеса» и «Ауди» соседа.
– Ну да, в прошлом все было хорошо, а сейчас – плохо, – ехидно ввернул Андрей.
– Просто мы – цивилизация «брендов», – отмахнулся от него Маркиз. – Это началось где-то на переходе от Средних веков к Новому Времени, но сейчас постепенно становится все очевидней. Главное – не производить, главное – создать марку, бренд, приучить потребителя к легкому поглаживанию по приятным местам, и потом уже не имеет значения, что ты выпускаешь. В России это началось несколько позже, где-то с середины девятнадцатого века. Вот Булгарин – еще искусство, плохого качества, но искусство, а Бенедиктов – уже попса.
– А как ты отличаешь искусство от попсы? – Дорин не переставал изумляться парадоксальности мышления и эрудиции этого бомжа.
– У меня был друг, помер лет десять назад. Он так говорил, на примере кино: вот сняли фильм-шедевр и фильм-поделку и выпустили их одновременно на экраны. На попсу залы ломятся, на шедевре сидит человек пятьдесят. Прошло пять лет. На попсу, если его пустить в прокат, – в зале никого, а на шедевр – опять пятьдесят человек. Прошло еще десять, двадцать, пятьдесят. Попсу уже никто не помнит, даже название, а на шедевр так в зале пятьдесят человек и сидит. Если говорить языком экономики, попса – это разовая сделка, а искусство – инвестиционный проект. А в общем смысле попса – это когда реклама, марка, значит, больше, чем сам продукт. Сегодня, знаешь, грамотный писатель запихивает в свое произведение как можно больше имен и терминов, чтобы, когда его положат в Интернет, оно вываливалось на максимальное количество запросов. Ладно, пошли на работу.
– А заплатить?
– Не надо, – покачал головой Маркиз. – У меня здесь открытый кредит. Я Машкиного сына в прошлом году в «институт поступил», и она меня год кормить обещала бесплатно. И мне хорошо, и ей полегче.
– А мы что, опять… – Дорин замялся, – «просить»? Нас же оттуда погнали и велели не возвращаться.
– Следующий обход – вечером, и мы его с тобой опять здесь пересидим, а потом третья смена – до часов девяти, полдесятого, и домой.
На этот раз Маркиз сел не напротив, а рядом с Андреем, развлекал его беседами, и время пролетело незаметно. Менты их почему-то не потревожили, наверное, были заняты более важными делами, на улицах стемнело, народу стало меньше. Маркиз встал и собрался за тележкой.
А Дорин как завороженный глядел на экран телевизора в витрине напротив. Очевидно, это был повтор той самой передачи «Ночные радости», о которой он столько слышал. Андрей видел, как бродила по помосту полуобнаженная девушка, грудь ее с помощью компьютерного дизайна была целомудренно закрыта затейливыми нашлепками.
Вот она остановилась и потянула за руку мужчину из публики. Он действительно был похож на Дорина, но поскольку все было снято издалека, рассмотреть подробно, он или не он, не было никакой возможности.
Мужчина выбрался на помост, и они вместе с девушкой начали выделывать разнообразные «па».
