мудрым и сердце твоё, глупое сердце.
Всякому плоду – созреть, всякой тревоге -
стать долгожданным вином, неторопливым:
взял, пригубил и сказал терпкое слово,
и – закружились земля, небо и время.
Ах, закружились они в маленьком круге -
в круглом окошке твоём, в камешке полом:
и закружился Творец вместе со всеми,
и закружилось твоё мудрое сердце.
До свиданья, город Лёйт!
Мы отправились в полёйт,
мы давненько не летали…
до свиданья, город Лёйт.
Город в инее зари
серебрится изнутри,
словно оттиск на металле
или древний палимпсест.
…нам бы взять бы и присесть
да сравнить бы то, что есть,
с тем, чем были мы богаты, -
только мы уже летим.
Ветра свист необратим,
и рассеялось, как дым,
наше милое когда-то
в этой солнечной земле.
Горстка пепла на крыле,
а поодаль на метле
наша старая соседка -
Ностальгия, чёрт возьми!
Она с нами, как с детьми,
она машет нам плетьми,
у неё с собою сетка
с нашим прошлым небольшим.
Впрочем, Бог с ним: мы спешим,
ибо в нас несокрушим
дух… кого бы? – самолёйта!
Полетели, самолёйт…
Мы поправим на лету
эту крышу, и вон ту,
и кривую башню Лёйта…
До свиданья, город Лёйт!
1
Тут у каждого есть тропочка
вдоль оттаявшего бережка:
у тебя за душой – щепочка,
у меня за душой – перышко.
И пока мой пыхтит паузник,
только здесь тебя и – видели:
ты построишь себе парусник
и умчишься на нём в Индию.
Оплывает в огне олово,
проплывает в окне зарево -
философия дня нового,
философия дня старого.
Но, пока я ловлю истину
и сражаюсь с твоих – сотнею,
ты прилаживаешь на стену
карту звёздных небес летнюю:
и одна там звезда – родинка,
а другая звезда – ладанка,
и твоя там судьба – выдумка,
и моя там судьба – выдумка.
Ибо нету ни в чём точности,
и никак не суметь вывести
ни твоей, ни моей вечности
из твоей и моей повести.
2
Ты говорил мне о Небесных Силах.
И на твоих на пастбищах весёлых
гуляли разноцветные стада -
они туда гуляли и сюда
и пели изумительные песни,
и эхо откликалось им в горах,
и тучка, хоть неслась на всех парах,
вдруг стала и призналась:
Только свистни -
я тут же упаду к твоим ногам,
как падаю лишь под ноги богам.
И всё тебе на свете отвечало,
и некий строгий дух играл на челло -
сперва крепясь, но наконец смычком
размазывая слёзы по щекам.
Такой был, значит, день.
И вслед за этим
ты – как-то невзначай совсем – заметил:
«Пора менять светила», – и сменил,
побрызгавши из баночки чернил
на небосвод.
Теперь одна луна лишь,
сияла мирозданья посреди.
И я сказал, прижав луну к груди:
Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь!
3
Два напитка кроткой крепости
пахнут лесом и водой -
