Зелёная земля

представляется жизнь… то есть просто напрасной.

Но на улице имени Глупостей Всяких

всё полно сокровенного тайного смысла

и живут разлюбезные сердцу ремёсла.

Ибо Божьего промысла час нам неведом,

ибо, неводом черпая воду из моря,

иногда зацепить удаётся такое,

что не знаешь и сам, что потом с этим делать,

а выбрасывать жалко: забавная штука!..

Тут сомненье смеётся в лицо горемыке,

разговаривающему с белой витриной,

где в каком-то немыслимом зимнем пейзаже

размещаются вещи для плаванья: ласты,

два подводных ружья, три весла и корабль -

пассажиры которого (жирная крыса

и тщедушная лошадь) сражаются в карты.

А когда тебе под ноги Бог отфуболит

золотую монету периода Тора,

то теряться и медлить, пожалуй, не стоит:

всё тут Случай – и так же легко, как монету,

мог бы Бог отфутболить твой череп, о Йорик,

скажем, под ноги Гамлету… Или другому.

И смущение корчит гримасу восторга,

а восторг от дождя на восток убегает

по коротенькой лестнице в десять ступенек.

D

Тоже, в общем-то, улочка – с тихим названьем

Ах, Простите… Тут домиков десять-пятнадцать -

без конца извиняющихся перед всеми

за свою малочисленность и престарелость.

В доме номер тринадцать жила ворожея,

ворожившая каждому как заводная

и известная тем, что из всех предсказаний

не сбылось у неё ни одно… ах, простите!

А зато здесь над крышами есть голубятни -

голубей в них немного: по три, по четыре,

но отменных пород и прекрасных расцветок -

и у каждого в клюве письмо с пожеланьем:

скажем, счастья и радости – или здоровья,

или только хотя бы успехов в работе.

Впрочем, тут никому не нужны эти письма:

обитатели улицы поумирали

друг за другом, давно – в прошлом, кажется, веке.

Что касается пышных гортензий на окнах -

поливать их приходит печальная дама

с небольшого бульвара как раз по соседству.

Е

Это старый бульвар под названьем Да Где ж Вы

Были Всё Это Время… – под длинным названьем:

сразу даже не вспомнишь, а если и вспомнишь,

то уже не успеешь сказать, ибо тут же

и кончается этот бульвар – обрываясь

в светлый пруд, где живут бестолковые утки.

Говорить с ними не о чем – разве о вечном,

но уж больно какая-то глупая тема

и не каждый захочет… – покрошит им хлеба

и отправится дальше по берегу пруда,

и промочит ботинки, и, жизнь проклиная,

еле выберется на сухое пространство,

где увидит похожий на детское солнце

перекрёсток – четыре луча в беспорядке:

на каком ни сгореть, а сгореть непременно!

F

Перекресток, похожий на детское солнце,

вообще не имеет названья – и люди,

оказавшись на нём, просто не понимают,

где они оказались… вертят головами,

пожимают плечами, разводят руками

и не знают, куда им теперь, бедолагам!

Выход есть – на пучок запылённой соломы,

под которым смешной толстопузый китаец

для того и раскинул тряпичные снасти,

чтоб ловить ими наши заблудшие души -

узким запахом острых, как лезвия, специй…

В аккуратной харчевне, где будд и драконов

больше, чем… чем других (не вдаваясь в детали),

осторожная музыка стул подвигает

и, тончайшей улыбкой тебе улыбнувшись,

ускользает за ширму, задев колокольчик,

повторяющий часть недослышанной фразы…

Ты в харчевне Да Плюнь Ты На Всё: вон два будды

за соседним столом набивают камнями

животы золотые, открытые взорам…

ты двум буддам, конечно же, неинтересен.

Но зато ты весьма интересен дракону -

жёлто-красному и с четырьмя головами:

он за столиком слева, он пьёт кока-колу,

впрочем, очень не прочь бы попробовать крови -

хоть твоей, например. Но ленив и не в форме.

Между тем плутоватая музыка, снова

по пути ненароком задев колокольчик,

с кротким взглядом блудницы несёт тебе блюдо,

на котором какие-то гнусные твари

молча возятся – в битве за лучшее место,

но, почувствовав стол под собою, внезапно

разбегаются все как одна – без-воз-врат-но

(нет, одна остаётся, поскольку подохла).

Расплатиться монетой периода Тора

не выходит: у музыки столько нет сдачи…