Зелёная земля

прекращается – пересекаясь другою.

N

На табличке усталая надпись: Бог С Ними.

На Бог С Ними живут в основном нувориши

или просто воришки – и дружат домами,

и дома ходят в гости друг к другу, и это

создаёт в нумерации видимый хаос.

После дома четыре идёт тридцать девять

и за ним – двадцать восемь, бок о бок с пятнадцать,

дальше номер сто сорок и сразу – сто галок,

пятьдесят журавлей, девяносто горошин

и так далее, то есть уже без разбора.

Разумеется, из уважения к плану,

и хотели б дома возвращаться на место,

но отчасти пьяны, а отчасти беспечны,

да и прежнее место отнюдь не пустует -

так имеет ли смысл тащиться обратно,

если там уже, как бы сказать, не свободно?

Так что стой где стоишь: где застал тебя случай

(поджидаючи нового случая, значит)!

Ибо хаос есть хаос – и даже природа

тут запуталась намертво в видах и формах:

безучастная к миру цветёт винослива

с черноградом под ручку, а ближе к востоку

шизмарин переходит в колючий роповник -

и поют воровьи солобьям на потеху,

а кухарка из дома под номером десять

представляется всем как Карл-Эрик-Шарлотта

и подносит гостям кока-швепс на подносе

(и при этом усы у кухарки – в помаде).

…мир плывёт пред глазами – и ты, Царь Вселенной,

вдруг роняешь Вселенную на мостовую,

и Вселенная множеством мелких осколков

разлетается в стороны… эти осколки

можно было б собрать, но ты больше не помнишь,

как всё было до этого – тут, на Бог С Ними.

О

Между тем, чуть вдали – в стороне от Вселенной -

разноцветные возгласы с детской площадки

не дают тебе права совсем растеряться -

и ведь ты попадёшься на удочку эту:

мы ведь знаем тебя, престарелый ребёнок!

А тем паче – названье у места такое,

то есть Снова-Здорово, такое названье…

Так на чём ты поскачешь – на красной жирафе?

на зелёном слоне? на лиловом верблюде?

Люди вряд ли поймут, но чего это ради

людям всё понимать, извините за дерзость!

Здравствуй, стало быть, здравствуй, магический циркуль,

чья надёжная, чья центробежная сила

крепче няньки любой держит тело и душу

в состояньи оседлости на карусели!

И зачем тебе знать, чья рука в поднебесьи

чертит круг, охраняющий детство от жизни,

если тёмные силы из внешнего мира

всё равно меловой не нарушат границы,

если ты в безопасности – рядом с жирафой,

со слоном и верблюдом… и все-то вы вместе!

И с горячей своей, своей точной орбиты

ты всё машешь и машешь стоящим у бровки -

кто там? – мама и папа да папа и мама,

снова мама и папа да мапа и пама…

памамапа, мапапа, памама, мапама -

всё сливается и постепенно теряет

очертанья сначала, а после – значенье,

и мотает тебя, и уже не отпустит

карусельная музыка, злое веселье -

и ты видишь себя же в слепой перспективе:

ты верхом на жирафе, слоне и верблюде

и на всём, на чём скачут верхом и не скачут, -

ты везде! И от ужаса этой картины

ты готов разрыдаться… но длань в поднебесьи

о-ста-нав-ли-ва-ет свой магический циркуль,

обрывается музыка – и остаются

только мама и папа, одни в целом мире.

Р

Ах, по жёлтой дорожке, по жёлтой дорожке -

не всерьёз, понарошку, играючи будто -

к высоченным воротам с высоким узором,

распахнувшимся в сторону площади Как Бы!

Как бы всё хорошо, как бы нет оснований

пересматривать то, что уже состоялось,

как бы ты принимаешь за некую данность -

так сказать, мирозданность – явленья и вещи,

и чего ж ещё проще, чем это решенье!

Ну а то, что ты служишь мишенью для разных,

в том числе и для грязных, чужих предложений,

тут вина не твоя: ты на площади Как Бы -

значит, как бы всё это и за-ко-но-мер-но.

Тут район продающих себя по дешёвке -

ни за грош! – расторопным, но мрачным торговцам,

остро пахнущим сладкой бессовестной травкой

из страны под названием Как Вам Не Стыдно.

Говорят, эта травка – ужасная лгунья:

наболтает с три короба и исчезает

иллюзорным колечком – колечком-малечком:

всем мерещилось, да никому не досталось!..

А ещё говорят, что в погоне за травкой

тут легко набрести на блюстителя власти: