— Да, будетъ вамъ, дяденька! В?дь знаете, такихъ стиховъ желудокъ мой не варитъ….
— Ахъ, да, по сц?пленію идей! На васъ жалоба…. Отъ Спортсмана…
— Ахъ, это Аня!… Онъ хочетъ л?съ продать; слышите, дяденька, нашъ чудный л?съ….
— Что л?съ? заговорилъ Авениръ, подходя къ нимъ:- я хочу, дяденька, сахарный заводъ строить; свекловица у васъ превосходная, торфъ заготовленъ; д?ло за деньгами….
— А я ему доказываю, что вс? заводчики эксплуататоры, перебила Инна.
— И, вы совершенно правы, вм?шался Бронскій:- какой порядочный челов?къ станетъ этимъ заниматься? Ужь лучше о чинахъ думать….
— Н?тъ-съ, р?зко зам?тилъ Авениръ:- по моему идеалы водой разводить и того хуже…
— Не надежны заводы-то у насъ, сказалъ Русановъ.
— То-то и хорошо, говорилъ Авениръ съ разгор?вшимися глазами:- большіе упали, обанкрутились, и если я съ толкомъ устрою небольшое хозяйство, такъ общее безденежье мн? прямой барышъ! Сообразили?
— Вотъ въ такія минуты онъ мн? р?шительно противенъ! отвернулась Инна.
— Н?тъ, Инночка, онъ д?ло говоритъ, вм?шался Кононъ Терентьевичъ:- только не надо этому придавать такой важности, сов?товалъ онъ Авениру:- точно ужь въ этомъ и суть вся; не надо, не надо ограничивать себя нич?мъ вн?шнимъ… Нравственное и умственное развитіе выше всего!
— А вотъ у меня, дядя, совс?мъ другой планъ…
— Ну-те, Инночка? любопытствовалъ дядя, продолжая играть ея волосами.
— Я думаю продать все им?ніе, в?дь оно отсюда верстахъ во ста, и мы никогда тамъ не живемъ; только л?съ одинъ оставить, и выстроить подл? него большой домъ. У насъ въ город? такъ много нищихъ д?вочекъ… Эта частная благотворительность только плодитъ ихъ. А тутъ у каждой была бы комната, сытный столъ, простое платье….
— Ну? сказалъ Кононъ Терентьевичъ, выпуская изъ рукъ волосы.
— Ну, я стала бы ходить съ ними въ л?съ, учила бы ихъ различать травы, цв?ты; мы бъ ихъ сушили и сбывали въ аптеку…
— Но разв? это окупится? возражалъ Авениръ.
— Что жь за б?да! Положимъ въ годъ пятьсотъ рублей убытку: тратимъ же мы и больше на тряпье… По вечерамъ въ общей зал? музыка, чтеніе…
— В?дь это соціализмъ! воскликнулъ Кононъ Терентьевичъ.
— Такъ что же? сказалъ Бронскій и нечаянно взглянулъ на Ишимова.
— Конечно, соціализмъ, вскочилъ тотъ сейчасъ же.
— Почему жь это дурно? обратилась къ нему Инна.
— Потому что… потому… parce que c'est du socialisme enfin!
— А вы-то, дяденька, восторженный поклонникъ Гёте, тоже испугались новаго слова? S'klingt so wunderlich? Не мерещится ли вамъ баррикада?
— Да, милый мой ученый, ну на что это женщин? ботаника, музыка, чтеніе! Лучше бы выучили ихъ шить, стирать, стряпать…
— Voila, сказалъ Ишимовъ.
— Когда это женщины подрядились вамъ въ чернорабочія, господа? сказала Инна, гордо закидывая голову:- не угодно ли вамъ самимъ попробовать этихъ занятій, мсье Ишимовъ? Стало-быть, вс? противъ меня? Никто не скажетъ слова
— Я, вступился Русановъ, улыбаясь.
— Ну, вы тутъ не им?ете голоса!
— Вотъ вы и разсердились Инночка, вы меня не понимаете, говорилъ Кононъ Терентьевичъ, — я в?дь не договариваю посл?дней мысли.
— Потому что ея н?тъ, дяденька!
— Полноте, господа, говорилъ докторъ съ сладенькою улыбочкой:- охота вамъ поднимать такіе жгучіе вопросы. Я всегда стараюсь сглаживать эти отт?нки, примирять враждующія партіи…
— Примиренье — застой, сказалъ Бронскій.
У Русанова голова начинала застилаться какимъ-то туманомъ отъ этой болтовни. Точно они пузыри мыльные пускаютъ: чей лучше? думалось ему.
— В?чно спорять, подошла Юленька, — хоть бы потанцовали. Графъ, составимте кадриль!
— Подъ сухую?
— Вонъ, maman, сыграетъ… Maman!
— И! душечка! Я что если играла, все забыла. Разв? ужь для графа!
Анна Михайловна с?да за фортепіано, и стала разбирать старинную 'грацію'.
— Надо пот?шить панночекъ, говорила Инна, подавая руку Русанову, и становясь противъ графа и Юленька. Авениръ ангажировалъ одну изъ дочерей доктора. Ишимовъ с?дъ въ уголъ и надулся. Докторъ, посм?иваясь надъ нимъ, взялъ другую дочь.
— Молодежь, говорилъ майоръ, подавая Конону Терентьевичу табатерку, — и мы когда-то бывало, въ старину-то, а?
— 'Съ тобой, владычица, привыкъ я вспоминать И то ч?мъ былъ, какъ былъ моложе, И то ч?мъ нын? сталъ, подъ холодомъ годовъ', декламировалъ Кононъ Терентьевичъ.
За ужиномъ шла веселая болтовня; только Ишимовъ злобно м?рялъ графа глазами. Много пили. Стали подавать шампанское.
— Спичъ! требовалъ Кононъ Терентьевичъ.
— По вс?мъ правамъ и талантамъ Владиміру Иванычу, см?ялась Инна.
— Господа, сказалъ Русановъ, приподнимаясь съ бокаломъ въ рукахъ:- сегодня 30-е августа, и я предлагаю вамъ тостъ, который встр?титъ громкій отзывъ въ вашихъ сердцахъ. Здоровье дорогаго именинника! Здоровье общаго примирителя и освободителя, говорилъ Русановъ съ блистающими глазами и, возвысивъ голосъ, крикнулъ:- Здоровье Государя Императора!
— Ура! дружно подхватили вс?, вставая съ шумомъ м чокаясь.
Бронскій расхохотался и расплескалъ вино.
— Vive l'adresse! отв?тила ему Юленька самымъ искреннимъ см?хомъ.
Но Авениръ, доливавшій рюмки дамъ, такъ и остался съ бутылкой въ рук?; докторъ засуетился около Конона Терентьевича и принялся что-то шептать ему; тотъ вдругъ побл?дн?лъ и машинально что-то повторилъ за нимъ. Майоръ рванулся было къ Бронскому, но Ишимовъ предупредилъ его.
Больше вс?хъ растерялся Русановъ; будто оглушенный, онъ смутно вид?лъ, какъ Анна Михайловна съ улыбкой поднесла графу свой бокалъ, какъ Ишимовъ, почти вырвавъ его у ней изъ рукъ, подошелъ къ Бронскому, и р?зко проговорилъ: 'пейте!'
Бронскій презрительно взглянулъ на него и протянулъ руку, отстраняя бокалъ.
— Пейте, заговорилъ Ишимовъ медленно и отчетливо, наступая на графа и словно выс?кая каждое слово:- пейте, не сходя съ м?ста, или я отм?чу васъ, какъ….
Бронскій, не помня себя, замахнулся на Акиндина Павловича. Докторъ и Русавомъ бросились между ними, Юлія вскрикнула, Анна Михайловна всплеснула руками, противники злобно гляд?ли другъ на друга.
— Сестрица, сестрица, пожалуйте сюда, кричалъ Кононъ Терентьевичъ, какъ-то незам?тно очутившійся въ сос?дней комнат?. Онъ охватилъ за руки Анну Михайловну и Юленьку и посп?шилъ увести. Докторскія дочки посл?довали за ними. Инна стояла у окна, насм?шливо поглядывая то на того, то на другаго, и обрывая зубами кружево плотка.
— Господа, крикнулъ Ишимовъ, оборачиваясь къ прочимъ, — кто будетъ моимъ секундантомъ?