Европейская поэзия XIX века

Бежит гробниц, последняя Богиня,
И пеленою черной облекает
Забвение все то, что было в мире,
Когда нет сил противиться ему;
И человека, и его могилу —
Последнее о нем воспоминанье —
Все Время уничтожит под конец!

Но почему, скажите мне, умерший
Терять захочет малую надежду,
Что даже прах его любимым дорог?
Пусть, погребенный, он не видит света,
Но в тех, кому он дорог был, живет
Заветный свет его угасшей жизни.
Небесный дар ниспослан человеку —
Хранить воспоминанья о любимых,
Незримые, они живут средь нас,
И если дорогое нам созданье
Земля вскормила и приют последний
Ему, как мать, участливо дала,
Так пусть она священные останки
От нечестивых ног и непогоды
С такою же любовью сохранит,
Да не сотрется имя на могиле,
И пусть сей прах в покое пребывает
В тени больших задумчивых ветвей.
…………………………
Теперь указ предписывает мертвых
За городской чертою хоронить
В могилах безымянных и огромных.
О Талия, и твой вернейший жрец[157]
Вот так лежит в могиле безымянной;
В своем жилище тесном и убогом
Тебе он песнопенья возносил,
И ты в награду голову поэта
Украсила венком вечнозеленым
И диктовала песенки, смеясь.
Они кололи, словно злое жало
Того Сарданапала из Милана[158],
Который в Лоди праздно и беспечно
Все дин свои в бездействии провел.
О Муза, где ты? Я не ощущаю
Тот дивный трепет — самый верный признак,
Что ты опять, незримая, пришла.
Нет, я один под темными ветвями
О доме материнском размышляю…
Ему под этой липой ты являлась,
Теперь ее листы шумят тревожно.
О, почему, Богиня, не ласкают
Его могилу тенью и прохладой
Вот эти ветви, — ведь в былое время
Он здесь любил подолгу размышлять?
Быть может, ты, за городом блуждая,
На кладбище безмолвном и огромном
Все тщишься прах Парини отыскать?
Так знай, о Муза, что не только мирта
Не посадил над этим прахом город,
Своею грязной похотью вскормивший
Скопцов-поэтов, тварей бесталанных,
Но даже дат не выбил на плите;
И, может быть, какого-нибудь вора
Разрубленная шея кровоточит
И рядом светлый прах собой сквернит.
Послушай, как сырую землю роет
Бездомный пес, слоняясь по могилам,
И завывает с голоду протяжно.
Взгляни — вон там из черепа пустого
Является удод, как черный призрак,
С креста на крест во тьме перелетая
По полю скорби, и гнусавым свистом
Он звезды милосердные клянет
За то, что позабытые могилы
Они сияньем кротким освещают.
Но тщетно ты пытаешься, Богиня,
У беспристрастной ночи утешенья
Для своего поэта испросить.
Увы, увы! Над этою могилой,
Что вырыта без капли состраданья,
Ни одного цветка не расцветет.

С тех самых пор, как проповедью страстной
С высоких алтарей зверье людское
Призвали к состраданию жрецы,
Живые милосердно отправляют
Покойников безгласные останки
В тот душный смрад и темноту слепую,
Где каждый то, что должен, обретет.
Могилы предков, праведно проживших,
Являлись алтарями для потомков,
С них Лары людям волю возвещали,
И с трепетом внимал благоговейным
Любой решенье предка своего.
Обряды почитания останков
Сквозь тьму веков дошли теперь до нас.
Когда не под плитою окропленной
Зарыто тело бренное бывает,
Когда над прахом ладан не курится