Европейская поэзия XIX века

И запах тлена тягостно томит,
Когда изображения скелета
Смутить живущих страхом не умеют,
Лишь матери в тревоге непонятной
Глубокой ночью руки простирают,
Ища головку сына дорогого,
Страшась того, что вновь с тоской застонет
Мертвец, прося, чтоб к небу вознесли
За упокой души его молитву.
Когда же над могилами любимых
Колышет ветер ветви кипарисов,
Растущих здесь, как знак любви извечной,
И над плитою слезы пролились,
Тогда усопший ведает блаженство.
Друзья подчас у солнца урывают
Луч света, чтобы вечный мрак могильный
Не столь зловещим был для погребенных,
Ведь люди, умирая, смотрят в небо,
Пытаясь свет с собою унести.
Вода святая из ключей заветных
Фиалки, гиацинты, амаранты
Лелеяла на холмиках печальных,
И тот, кто, у могил любимых сидя,
Рассказывал о горестях и бедах,
Вдыхал благоухания такие,
Какими, верно, полон светлый рай.
…………………………
Когда впервые я плиту увидел,
Где прах сокрыт того, кто не страшился[159]
Правителей принизить всемогущих,
Подрезав им лавровые венки,
И указать народам, сколько крови
И сколько слез им стоит самовластье,
Когда я пред могилой преклонился
Того, кто в Риме древнем возносил
Высокий купол нового Олимпа[160],
Когда остановился я пред прахом
Того, кто в поднебесье разглядел[161]
Планеты с неподвижным ярким солнцем
(А это Бритту верную дорогу[162]
Открыло к тайнам всех небесных тел!),
О, как благословенна ты[163], вскричал я,
Страна, где ветры силой жизни полны,
Которую с восторгом орошают
Ручьи, стекая с гордых Апеннин!
Лупа, тобой пленившись, разливает
По склонам зеленеющим сиянье,
В котором виноградины прозрачны,
И пряный фимиам твои долины
Возносят к небу с тысячи цветов!
Флоренция, ты первой услыхала[164]
Великий гимн, в котором воспевал
Свой лютый гнев Отвергнутый тобою!
Ты научила сладостным речам
Достойного собрата Каллиопы[165],
Который всемогущего Амура,
Нагого в Риме, в Греции нагого,
В пресветлые одежды облачил
И возвратил небесной Афродите!
Вдвойне благословенна, сберегая
Под сводами прекраснейшего храма
Свою былую славу! Пусть тебя
Седые Альпы плохо защищали,
Пусть ты была теснима не однажды,
Разграблена, поругана, гонима,
Но о своем былом воспоминанья
Ты сквозь века сумела пронести!
И если может гордое стремленье
К высокой славе разум наш зажечь,
Нам должно здесь внимать благим советам.
Витторио[166] испрашивал не раз
У этих плит холодных вдохновенья
И, полон гнева на богов бесстрастных,
В молчании на сонный берег Арно,
Оглядывая дали, выходил.
Ничто не веселило взор поэта,
И бледность на челе его суровом
Еще бледней казалась при луне.
……………………………..
И вот меня, которого изгнали
В края чужие время, честь и совесть,
Меня к себе призвали хором Музы
И повелели гимн сложить суровый
Во славу всех, достойных вечной славы.
Когда своими льдистыми крылами
Седое время тщится уничтожить
И превратить в развалины гробницы,
Хранительницы Музы нежным пеньем
Способны оживить пустыню скорби —
Их сладостное пенье нарушает
Глубокое молчание веков!
Сюда пришла Кассандра в день зловещий,
Когда жрецы велели ей поведать,
Какой конец для Трои уготован,
Здесь плач ее пророчеством звучал,
Которому со страхом все внимали:
«Вотще искать свой город вы придете,
Коль небо вас задумает вернуть
Из дальнего похода, эти стены,