императора Вильгельма I. 9 марта он скончался после непродолжительной болезни на 91-м году жизни. С ним кончалось поколение гигантской борьбы и огромных успехов; большинство его соратников умерло до него: Роон (1879), Мантейфель и принц Фридрих-Карл (1885), Фогель фон Фалькенштейн (1882); Мольтке пережил его на три года, Бисмарк — на десять лет. Как всегда после слишком долгих царствований, все вздохнули € облегчением. Теперь начнется новая эра, эра свободы и умеренности — так говорили все те, кого утомила железная рука канцлера и кто рассчитывал, что новый император избавит их от его опеки. Но этот новый император был при смерти.
Старший сын Вильгельма I, Фридрих, родился в 1831 году. Во время больших войн он был на первом плане, и какую бы долю его успехов ни надлежало приписать начальнику его штаба Блюменталю, сам он всегда оказывался на высоте возложенных на него задач; судьба, как бы желая заранее вознаградить его за мучения, которые она ему готовила, оказывала ему необычайные милости: его прибытие на поле битвы под Кениггретцем завершило поражение австрийцев; он же разбил Мак-Магона при Be рте и Седане. С тех пор, несмотря на свое звание инспектора южных армий и председателя государственного совета, он находился не то чтобы в немилости, но в стороне от государственных дел — потому ли, что отец не доверял ему из-за его либеральных склонностей, его чересчур тесных отношений с Англией, или же потому, что старик-император ревниво оберегал свою власть и цепко за нее держался. В настоящее время трудно сказать, были ли симпатии, проявленные по отношению к нему партией свободомыслящих, искренни, и еще труднее — были ли они чем-нибудь обоснованы. Мы знаем, что он страдал от того отдаления, в котором его держали; еще больше от этого страдала его жена, принцесса Виктория, любимая дочь королевы Виктории и принца Альберта, который воспитал ее в духе своих симпатий к парламентарному образу правления. Относительно нее, как и многих других женщин, можно предположить, что к ее политическим убеждениям примешивались и соображения практического свойства и что она меньше дорожила бы этими убеждениями, если бы они не были столь антипатичны канцлеру. В любви Фридриха к ней была доля смирения, он охотно поддавался ее руководству; воодушевленный добрыми намерениями, он был довольно нерешителен и слабоволен и, несмотря на все, пропитан чистейшей прусской традицией. При таких условиях едва ли вероятно, чтобы он осмелился когда-либо открыто сразиться с Бисмарком. Разве мог он подумать об этом тогда, когда в нем оставалась лишь тень жизни!
Его болезнь началась в феврале 1887 года — он почти лишился голоса. Немецкие врачи определили рак гортани и посоветовали сделать операцию, но это было бы равносильно отречению от престола. Его супруга отвергла операцию, ссылаясь па мнение английского врача Мэккензи. Пребывание на берегах озера Комо и в Сан-Ремо не остановило развития болезни, и в феврале 1888 года пришлось прибегнуть к трахеотомии, чтобы избежать смерти от удушья. Печальное зрелище представлял этот живой труп, из-за которого грызлись партии. Враги Бисмарка торжествовали по поводу нескольких орденов, розданных либералам Беннигсену, Вир-хову, Форкенбеку, которому, считая его самым близким доверенным лицом принца, предсказывали скорое возвышение. Более серьезным симптомом была отставка реакционного министра Путкаммера, вызванная — этому обстоятельству придавали огромное значение — вотумом парламента, выразившего правительству порицание по поводу вмешательства администрации в выборы. Зато во внешней политике Бисмарк решительно действовал по-своему. Высказывалось предположение, что императрица Виктория, оставшаяся истой англичанкой, стремилась сблизиться с Францией, чтобы выступить во всеоружии против России; вот почему приобретал такое значение проект брака старшей дочери императора Фридриха III, Виктории, с принцем Александром Баттенбергским. Принцессе нравился красивый офицер; ее бабушка, королева Англии, была растрогана этой идиллией, которая пришлась по. вкусу и английскому министерству, разумеется по соображениям иного характера. Бисмарк наложил свое veto на этот брак, который был бы принят русским царем за личную обиду. Император, которому этот проект никогда не нравился, отказался принести своего канцлера в жертву темной интриге.
После нескольких столкновений, поводом для которых послужила поездка немецких студентов в Бельфор, Фридрих III разрешил канцлеру принять некоторые меры строгости против Франции, требовать паспорта от всех путешественников, прибывавших в Германию из этой страны, и таким образом огородить Эльзас китайской стеной (22 мая 1888 к). Несколько недель спустя он скончался (15 июня), унося с собой в могилу надежды целого поколения — того поколения, которое, родившись около 1840 года, преклонялось перед свободой и парламентскими учреждениями.
Вильгельм II. Падение Бисмарка. Новый император, Вильгельм II, родился в 1859 году. Его воспитатели — Гинцпетер, к которому он сохранил прочную привязанность, генерал Штольберг, руководивший его военным образованием, позднее пастор Штёккер и генерал Вальдерзее, — повидимому, больше всего развили в нем мистическое представление о его царственной миссии. Он рос под шум Садовой и Седана, в нем жило опьяняющее воспоминание об этой эпохе: страсть к военным упражнениям, культ силы, своего рода экзальтированный патриотизм, преклонение перед дедом. В нем было мало сходства с Вильгельмом I; некоторыми чертами — пылким воображением, напыщенным красноречием, неожиданностью своих решений — он скорее напоминал брата своего деда, романтика Фридриха-Вильгельма IV. Вильгельм II был еще очень молод, когда вступил на престол. Человек живой и деятельный, проявлявший какое-то болезненное пристрастие к подвижному образу жизни и вдобавок желание удивить мир и показать ему свою полную независимость, Вильгельм скоро почувствовал тяжесть опеки Бисмарка. Вопреки канцлеру, он отказался возобновить перестраховку с Россией, созвал международную конференцию для изучения рабочего вопроса. Почуяв, что власть ускользает из его рук, канцлер несколько поздно стал искать опоры в парламентаризме и напомнил, что, будучи ответственным перед рейхстагом, он имеет право требовать, чтобы ничего не делалось без его ведома; канцлер сослался даже на приказ кабинета Фридриха-Вильгельма IV, согласно которому порядок сношений министров с королем устанавливался председателем совета. Словно желая смирить его, император стал оспаривать право канцлера вести переговоры с лидерами парламентских партий: 15 марта 1890 года он ранним утром явился во дворец Бисмарка и стал упрекать его за свидания с Виндгорстом. Бисмарк был уверен, что умрет канцлером, — уверен настолько, что сразу даже не понял серьезности положения, стал цепляться за власть, возражать. 20 марта его принудили подать в отставку, а 29-го он покинул Берлин при шумных овациях толпы, забывшей обо всех нареканиях, вызванных политикой Бисмарка, и помнившей только его огромные заслуги перед отечеством. Бисмарк не мог равнодушно перенести опалу; он уединился в Фридрихсруэ, но его органы печати — Почта (Post), Гамбургские Известия (Hamburger Nachrichten) — преследовали сарказмами тех, кто подготовил его падение и получил его наследие — Бёттихера, Маршала, Каприви; он сделался душой аграрной оппозиции и беспрестанно создавал правительству затруднения. Даже после того, как император, тяготившийся враждой человека, который в глазах всего мира продолжал оставаться величайшим из немцев, в 1894 и 1895 годах принес своего рода публичное покаяние, Бисмарк все-таки не сложил оружия, и, когда он скончался (13 июля 1898 г.), к национальной печали примешивалась озабоченность правительства, над которым тяготела предсмертная угроза Бисмарка опубликовать свои воспоминания.
Канцлер Каприви (1890–1894). Со времени ухода Бисмарка Германия жаловалась на отсутствие руководства; так как у нее, в сущности, не было ни прочно укоренившихся учреждений, ни традиций, то она была предоставлена произволу не в меру отважного кормчего, которому доставляло удовольствие плавать как можно ближе к подводным камням, почти задевая их и вызывая этим волнение у пассажиров. Молодой монарх проявлял постоянство лишь в погоне за эффектом, а последовательность — лишь в той быстроте, с которой он брался за начинания, резко противоречившие одно другому. То он увлекался самыми смелыми мечтами о реформах в области рабочего вопроса, то проявлял неумолимую суровость по отношению к социалистам[183]; возобновлял торговые договоры с соседними странами — и постоянно заигрывал с аграриями; то сдерживал английские вожделения, то поощрял их; кокетничал с Францией, не переставая в то же время волновать мир призывами к войне и к жестокой расправе с недругами. Недовольные находили, что такое положение дел являло некоторое сходство с эпохой Наполеона III, когда Европа каждое утро с тревогой открывала правительственную газету и вычитывала там туманные и изменчивые прорицания из Тюильри. Правда, с тех пор успехи общественного мнения и еще более — усиление вооружений значительно ограничили капризную волю монарха, а всеобщая потребность в мире и свободе ослабляла — если и не уничтожала полностью — неприятное впечатление от нервной подвижности чрезмерно увлекавшегося императора[184].
После 1890 года вполне четко различаются два периода — министерства Каприви и Гогенлоэ.
