не думай, я рад».

— Будем считать, что визит вежливости окончен... Как вы догадались мне позвонить?

— В журнале было помечено, кому и зачем выдана справка. А тут это письмо — такое совпадение. Вот я и подумала...

— Хорошо. Спасибо. Если то одеяльце сохранилось, я должен его взять.

Вот и все.

 

...В коридоре райотдела Стрепетова ждала соседка Антипиной.

— По вашей повесточке, — сказала она и, увидя одеяльце, расцвела: — Нашлось мое зелененькое!

— Какое же оно зелененькое! — аж застонал Стрепетов. — У вас глаза есть? Синее оно, си-не-е!

— Это ведь, милый, как поглядеть! Вот так — зелененькое, а так — синенькое. Оно же шелковое, по- разному отливает.

«Отливает! Провалиться бы тебе с твоим одеяльцем! Видеть не могу!»

— А девочка как? Большая небось стала, а?

— Огромная...

Соседка ушла в обнимку с одеялом. Кока и Раиса осторожно шушукались. Тимохин деликатно покашливал в кулак...

— Ты правда видел девочку? — бережно спросила Раиса.

— Да, — сказал Стрепетов, не поднимая головы. — Она сказала мне «дядя».

И он сел писать заключение по делу Антипиной А. И., обвиняемой в мошенничестве.

ЛИЧНЫЙ СЫСК

В райотдельском коридоре Кока изображал Чугунова. Выпятил нижнюю губу, приставил ко лбу палец и немигающим взором уставился в пустоту. Сцена называлась: «Как Чугун получил «похоронку» на подследственного».

— Сидел часа два, — серьезно сказал Кока, — все размышлял. Так и не понял, как это возможно: он человека по всей форме на допрос вызывает, а тот помер. Взял и помер — никакого порядка! Изволь теперь из-за него дело прекращать!

Зрители смеялись. Видно было, что это Кока придумал на ходу, между двумя затяжками. Но уж очень натурально проглядывал за щуплой его фигурой старый монументальный капитан милиции.

Подходили другие. Кока повторил на «бис» уже с вариациями.

— Что вы здесь делаете, Светаев?

Кока нервно сморгнул, но быстро выправился. Щелкнул каблуками.

— С вашего позволения курю, товарищ начальник. — Он повернул сигарету бочком, разглядывая. — Если быть точным, «Шипка», первый сорт, номер двести два.

Это у Головкина любимая присказка: «Если быть точным...» Кока неисправим.

Головкин сухо хмыкнул.

— Пойдемте! — сказал он.

— Пройдемте, — согласился Кока.

Теперь это «р» вставил. Прямо щекотка какая-то в языке. Снова воспитывать будет. После того первого раза, когда отправил его на «губу» «за неношение формы», Головкин публичных выволочек Коке больше не делал, но упрямо «дожимал до кондиции». Глаз не спускал.

Головкин стал у стола — стоит, чтобы и Коке не пришло в голову сесть, руки потирает. Видно, только с улицы. Уж говорил бы поскорей свои правильные слова. Ведь все известно, что он сейчас произнесет: «К лицу ли высмеивать старшего товарища?.. Он республику из грязи выволакивал, когда духу вашего еще на свете не было... Всю жизнь отдал милиции...»

— С сегодняшнего дня, а если быть точным... — Головкин запнулся и порозовел: вспомнил, как Кока передразнил его в коридоре. Но еще больше рассердился и упрямо повторил: — Если быть точным, то с четырнадцати часов тридцати минут вы поступаете в распоряжение старшего следователя Чугунова. Будете помогать по делу Ольшевского.

Такого он даже от Головкина не ожидал. К Вознесенскому — хоть описи документов составлять! Но под начало к Чугуну?! Если сейчас не удержаться и открыть рот, то непременно загремишь на «губу»... Как отчеканил: «Старшего следователя Чугунова». Будто непонятно, почему старший. К его годам можно черт те до кого дослужиться.

— Слушаюсь, — сказал Кока, повернулся на каблуках и пошел вон.

Кока очень смешно злился. Редкие усики вставали дыбом, глаза делались круглые, и был он тогда похож на кота — на совсем молодого котика, этакого обиженного кошачьего подростка.

— Что-то Кока наш не весел? — протянула Раиса.

— Попрошу оставить меня в покое! — тонко взвыл Кока.

* * *

Через полчасика Кока вошел в берега и вновь обрел способность смотреть на вещи юмористически. Кстати, половина третьего — время «поступать в распоряжение» Чугунова. И уже казалось: подумаешь, беда! Посидит денька два в его обществе — запасется на месяц впечатлениями для коридорных скетчей. Тем паче что очень даже любопытно посмотреть, как это Чугунов управляется с компанией Ольшевского.

Три шага по коридору — и вот она, дверь. «Ст. следователь Вознесенский», «Ст. следователь Чугунов».

«Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень...» — мысленно произнес Кока, и так это бормоталось в нем, пока он входил, здоровался и делал первую рекогносцировку. Вознесенский сидел за чистым, как всегда, столом, просматривал последний выпуск «Следственной практики» и прихлебывал чай, плавно подымая и ставя стакан. У них уговор: когда один допрашивает, другой либо обедает, либо в тюрьму едет, либо сидит помалкивает. Чугунову-то наплевать, но Вознесенский не переносит, если во время его допроса рядом бубнят что-то постороннее.

Чугунов допрашивал. На столе по обе стороны вздымались пирамиды подшитых и неподшитых дел, какие-то папки, справочники и тома кодексов. Все это, по мнению Коки, Чугун громоздил для внушительности, чтобы издали было видно — работает человек, завален выше головы.

Поглядим, кого он допрашивает. Ага, как раз мальчик из бражки Ольшевского. Ничего себе мальчик! Породистый носик с горбинкой, глаза чуть навыкате, насмешливые.

— ...ни с кем не считаясь! Это допустимо? Я тебя спрашиваю, это допустимо в советском общежитии?

— А я не в общежитии живу, товарищ капитан милиции. У нас отдельная квартира.

Щеголеватый мальчик. Курточка на нем — модерн. Кока видел такую на одном из маминых знакомых после гастролей в Англии. А вот брючки — нет, тут не обманешь, ушивались из отечественных...

— «У нас квартира»! Квартира дана твоим, родителям, потому заслуги имеют. А ты в ней хулиганишь с дружками, пользуясь, что мать с отцом в отъезде, Жильцы желают отдыхать после трудового дня, желают культурно провести вечер. Что они вместо этого имеют? Крики, топот...

— По-моему, с претензиями надо адресоваться к строителям, товарищ капитан милиции. Все дело в акустике.

— А?..

— Я говорю, в акустике.

Верхняя пуговица на кителе у Чугунова расстегнута, он упарился, и давно уже ему, наверное, хотелось бы грохнуть кулаком о стол. Но Чугун ведет «воспитательную работу». Он даже старается придать голосу проникновенность. Стоит послушать, как он ораторствует:

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату