жестким. – Ты что, не доверяешь мне?
– Я видел твою ладонь на его руке. Твои пальцы… – Горло Арсенова перехватила судорога, и он не смог закончить фразу.
– Хасан, посмотри на меня! – приказала Зина. – Ну, пожалуйста, посмотри!
Медленно, неохотно, он поднял на нее взгляд, и ее пронзило острое чувство восторга. Она по-прежнему является его владычицей. Хотя на какое-то недолгое время ей и показалось, что он взял над ней верх, теперь Зина поняла, что все еще владеет ситуацией.
Неслышно вздохнув от облегчения, она сказала:
– Ситуация оказалась очень непростой. Ты сам должен понимать это. Если бы я послала его подальше, если бы я с ходу отказала ему, он бы взбесился. Он мог бы помешать нашим планам. – Зина не отводила взгляда от глаз Арсенова. – Хасан, все мои мысли заняты только одним – тем, ради чего мы приехали сюда. Ни о чем другом я не думаю. И ты тоже не должен!
Арсенов стоял неподвижно, впитывая ее слова. Звуки прибоя, доносившиеся снизу, звучали неестественно громко. Затем Арсенов кивнул, показывая, что инцидент исчерпан. Это было его решение.
– Что делать с трупом Магомета?
– Заверни его в какое-нибудь одеяло и возьми с собой, когда мы поедем на шхуну Спалко. Люди Степана сумеют похоронить его в океане.
Арсенов засмеялся:
– Ты – самая деловая женщина из всех, кого я встречал.
Очнувшись, Борн обнаружил, что привязан к некоему приспособлению, напоминающему зубоврачебное кресло. Оглянувшись вокруг, он увидел черные бетонные стены квадратной комнаты, пол, выложенный белой кафельной плиткой, и большое углубление с решеткой водостока посередине. На одной из стен – катушка с намотанной на нее пожарной кишкой, рядом с креслом – трехъярусная тележка, на которой аккуратными рядами разложены блестящие инструменты из нержавеющей стали, причем каждый из них, судя по его виду, был предназначен для того, чтобы причинять максимальные мучения человеческому телу. Весь этот зловещий антураж не предвещал ничего хорошего.
Борн попытался пошевелить запястьями и лодыжками, но тщетно: и те и другие были крепко привязаны к ручкам и ножкам кресла широкими и прочными кожаными ремнями, застегнутыми на большие пряжки.
– Тебе не освободиться, – проговорила Аннака, выйдя из-за кресла и появившись в поле зрения Борна. – Можешь даже не пытаться.
Несколько секунд Борн безучастно смотрел на нее, словно стараясь сфокусировать взгляд на возникшей перед ним фигуре. На женщине были белые кожаные брюки и черная шелковая блузка без рукавов и с открытым воротом – наряд, который она ни за что не надела бы, пока играла роль любящей дочери и вдохновенной пианистки. Борн проклял себя за то, что позволил ей одурачить его. Ему следовало проявить большую проницательность, ведь были же ниточки, которые позволили бы распознать ее подлую игру. Сначала она демонстрировала по отношению к нему неприкрытую антипатию, затем стала подозрительно доступной… А откуда она знала, где живет Ласло Молнар, и почему столь уверенно ориентировалась в его доме, когда они вдвоем приехали туда?
Впрочем, сейчас посыпать голову пеплом было уже поздно. Теперь самое главное – найти выход из ловушки, в которой он оказался.
– А ты, оказывается, настоящая актриса, – сказал Борн.
Губы женщины медленно расползлись в улыбке, и, когда они немного раздвинулись, взгляду Борна предстали два ряда ровных, белых зубов.
– Еще раньше в этом убедился Хан, – проговорила она, пододвинув единственный в комнате стул поближе и усаживаясь прямо напротив Борна. – Я хорошо знаю твоего сына. Да-да, Джейсон, я знаю много – гораздо больше, чем ты думаешь, и гораздо больше, чем знаешь ты сам. – Аннака засмеялась – негромким и мелодичным смехом. Было очевидно, что выражение, появившееся на лице Борна, доставляло ей неподдельное наслаждение. – В течение долгого времени Хан не знал, жив ты или мертв. Он неоднократно пытался тебя разыскать, но каждый раз – неудачно. Твое ЦРУ проделало прекрасную работу, спрятав тебя от всего мира. Это продолжалось до тех пор, пока ему не помог Степан. Но еще до того момента, когда Хан узнал о том, что ты жив, он провел много часов, мечтая о том, как воплотит в жизнь свою долгожданную месть. Да, Джейсон, – кивнула Аннака, – его ненависть по отношению к тебе была всеобъемлющей. – Женщина оперлась локтями на колени и подалась вперед. – Ну и что ты чувствуешь теперь, узнав все это?
– Я аплодирую твоему актерскому мастерству.
Несмотря на обуревавшие его чувства, Борн был полон решимости не позволить ей втянуть его в свою игру, не проглотить ее наживку.
Аннака хохотнула:
– Я обладаю многими талантами.
– И верна многим хозяевам, как я погляжу. – Борн покачал головой. – Неужели для тебя ничего не значит то, что мы с тобой столько раз спасали жизнь друг другу?
Аннака резко, почти деловито откинулась на спинку стула.
– Вот тут мы с тобой – единомышленники. Мы оба считаем, что помимо жизни и смерти ничто другое не имеет значения.
– Тогда освободи меня, – попросил он.
– А потом мы упадем в объятия друг друга! – Она расхохоталась. – Нет, Джейсон, в реальной жизни такого не бывает. Существует только одна причина, по которой я тебя спасала, – Степан.
Брови Борна сошлись над переносицей. Он напряженно соображал.
– Как ты можешь позволить такое?
– А как я могу это не позволить? Нас со Степаном связывает целая жизнь. Долгое время он был единственным другом моей матери.
– Твоя мать и Спалко были знакомы? – удивился Борн.
Аннака кивнула. Теперь, когда он был связан и не представлял для нее угрозы, ей, видимо, захотелось пооткровенничать. Это вызвало у Борна новые подозрения.
– Они встретились после того, как мой отец отправил ее прочь, – продолжала она.
– Отправил – куда? – помимо собственной воли спросил Борн. Эта женщина смогла бы очаровать даже ядовитую змею.
– В сумасшедший дом. – Ее глаза потемнели, в кои-то веки выразив подлинные, а не фальшивые чувства. – Он буквально раздавил ее. У мамы было хрупкое здоровье, она была не в силах дать ему отпор. Да, по-видимому, все обстояло именно так.
– С какой стати ему так поступать? Я тебе не верю, – равнодушным тоном откликнулся Борн.
– Мне плевать, веришь ты мне или нет! – отрезала Аннака и несколько секунд смотрела на него неподвижным взглядом рептилии. Но потребность выговориться все же взяла верх, и она заговорила вновь: – Мама стала мешать отцу, и его любовница требовала, чтобы он избавился от нее, а он не мог сопротивляться.
Неконтролируемая ярость превратила лицо Аннаки в уродливую маску, и Борн понял, что сейчас она говорит о своем прошлом чистую правду.
– Он так и не узнал, что мне было все известно, а я никогда не выдала этого. Никогда! – Женщина обхватила голову руками. – Степан в качестве посетителя приходил в ту же психиатрическую лечебницу, где держали мать. Он навещал там своего брата, который пытался убить его.
Борн ошеломленно смотрел на Аннаку. Вот теперь он уже полностью перестал понимать, говорит ли она правду или лжет. Относительно этой женщины он был уверен только в одном: она – на войне. Роли, которые она исполняла с таким неподражаемым мастерством, были нужны ей в качестве маскировки, когда она осуществляла свои боевые рейды в тылу врага. Он посмотрел в ее беспощадные глаза и понял, что было нечто чудовищное в том, как она вертела теми людьми, которых временно приближала к себе и которыми безжалостно манипулировала ради достижения тех или иных целей.
Аннака снова подалась вперед, ухватила Борна за подбородок и спросила:
