Его заметили, но, скорее всего, приняли за своего. Да и не до того им было.
Действительно, двое. Щенок и матёрый. Их жертва на коленях, ей пригнули голову, вдавили лицо в пол. И, кажется, ломают пальцы…
Щенок был ближе, и Серёгин вынужденно свалил его первого – ударил ногой в голову. Матёрый среагировал хорошо: бросил в ноги Серёгина женщину и вскочил, приняв стойку. В руке у него был нож. Хороший такой финарь с лезвием в ладонь длиной.
Серёгин выщелкнул свой клинок, зажал нож между указательным и средним пальцами, повёл перед собой. Женщина под ногами мешала страшно, вперёд не шагнуть, атаки нет.
Матёрый чуть отступил, выманивая. Он двигался очень точно и экономно, не делал никаких пугающих движений, не жонглировал ножом, как какой-нибудь мелкий гопник – а просто ждал, когда противник сделает ошибку. Серёгин уже понял, что столкнулся с противником, который на ножах сильнее него. Тогда он перебросил нож в левую руку – как бы начав атаку (и увидев в глазах врага довольный предвкушающий блеск), – вынул из-за пояса «макарку», которого всегда носил с патроном в стволе, но со спущенным курком, и выстрелил.
Обиженный и недоумённый («так не договаривались!») матёрый ссунулся на колени, секунду постоял, повалился на бок, вытянулся и замер.
Серёгин с досадой вернул пистолет за пояс.
Меньше всего хотел он стрелять, шуметь – сбежится городская стража, и ага, как говорится, все настоящие проблемы начинаются после выстрела – но ничего другого ему просто не оставалось…
Заворочался щенок, Серёгин добавил ребром стопы в узенький лобик: полежи ещё. Стал прислушиваться. Было поразительно тихо. Потом женщина, лежащая на полу, застонала, приподнялась – и вдруг вцепилась ногтями в лицо мертвеца.
Она кричала нечленораздельно и колотила труп затылком об пол.
Потом оказалось, что коридор полон вопящими и плачущими женщинами, а самого Серёгина обнимает и целует зарёванная Крошка Ру…
На ловца и зверь бежит, думал он, слушая Крошку и матушку Чирр, но хорошо бы этот зверь оказался по размеру ловушки… Три бандита покалечены, связаны и засунуты в подвал, один – главарь – убит. Это, мягко говоря, весомый повод для того, чтобы братки выжгли весь квартал вместе с обитателями…
С другой стороны, бандиты пришли обижать и калечить курьерш, которые тайно возили деньги и ценности для вдовы Ракхаллы – главы, можете себе представить, цветочной империи, заодно, по слухам, перебивающейся и всякого рода нелегальной торговлишкой. В цветах легко прятать всякую там контрабанду, понимаете ли.
Это Серёгин знал – ну, совершенно случайно. Именно через «цветочников» Легион получал гранаты с циркониевой оболочкой и ещё кой-какие полезные мелочи…
Менее избитая курьерша убежала – сообщить хозяевам о происшествии. Так что Серёгину, по большому счёту, выбор предстоял не по этой части, а – как бы выжать из ситуации максимальную пользу.
Он уже пытался разговорить связанных бандюков, разъяснить им, во что они влипли, но ничего связного в ответ не получил, только угрозы и подробные описания всякого рода усложнённых способов отъёма жизни. С одной стороны, он не был следователем, а всего-навсего войсковым разведчиком, с другой – не хватало времени. Будь у него хотя бы ночь в запасе, он бы из них вынул всю необходимую информацию, а так…
Крошка Ру, щебеча, тёрлась справа и слева – и страшно расстраивалась, что от неё ну никакой помощи. Угостить хотя бы Серёгина его любимыми крабами… но за крабами нужно бежать на базар, а это значит – отойти от Серёгина больше чем на шаг…
(– Ты шёл ко мне? – спросила она шёпотом.
– Я шёл к тебе, – подтвердил Серёгин.
– Ты шёл ко мне! Ты шёл ко мне! Ты шёл ко мне! – шептала она ликующе и кружилась.)
Наконец приехали от вдовы. Два автомобиля, грохоча, заполнили собой узкую улочку, разогнав торговцев. Вышли шестеро, двое остались караулить у двери, четверо вошли в дом.
Пожалуй, это уже не дурацкий сброд, с которым схлестнулся Серёгин. Ребятки были как на подбор, жилистые и поджарые: видно, что гоняют их не хуже, чем солдат в Легионе. Главный (постарше остальных и поосанистее) вошёл в каморку матушки Чирр последним, снисходительно огляделся. Матушка вскочила, поклонилась. Серёгин остался сидеть, но улыбнулся и приветливо помахал рукой.
– Счастливый день, – сказал главный.
– Счастливый, – подтвердил Серёгин на чапском.
– Меня зовут Аакхен, – сказал главный. – А вас?
– Серёгин, – и привстал, как положено по этикету. – Бывший солдат, ныне – в поисках пристанища.
– Вы были один? – спросил Аакхен.
– Да, – кивнул Серёгин. – Это было не слишком трудно. Дикие люди.
– Покажите их мне, – распорядился Аакхен.
Матушка Чирр (ноги – палочки, руки – палочки, волосы – всё ещё метла какая-то с вдёрнутой ленточкой) побежала отпирать подвал, Серёгин пригнулся, чтобы успеть среагировать, если какая тварь развязалась и бросится, Аакхен же якобы беспечно встал напротив двери, засунув руки в карманы. Впрочем, Серёгин видел, что спереди к нему сможет подойти только очень хороший рукопашный боец – в Легионе были тренеры из местных, и они показывали, на что нужно обращать внимание в подобных случаях…
Когда дверь открылась, Аакхен жестом предложил Серёгину держаться сзади и стал спускаться по лестнице.
