гораздо удобнее.
А Яга уже протягивала ему кольцо с ярким камнем:
– Возьми-ка. Хоть и не бог весть какой силы, а все ж не так опасно в лесу будет. Знай, мил человек, поскачешь ты дорогой неезженой, тропкой нехоженой, всякое случиться в пути может. Береги коня пуще себя – он тебя из любой беды вывезет. Да только от всадника Темной Ноченьки и он не спасет. Быстр мой конь среброгривый, да черный конь быстрее, ловок мой конь, да тот ловчее. Ну, в путь-дорогу, да поможет тебе небо!
Иван, не отпуская луки седла, поклонился, хотел что-то сказать, но Баба-яга ударила коня рукой, и тот стрелой понесся через лес. Ваня, не ожидая от коня такой прыти, еле удержался в седле, наконец кое-как пристроился и даже стал смотреть по сторонам. А посмотреть было на что. Лес поредел, вместо елок тянулись теперь вершинами к небу стройные красавицы сосны.
Порыжелый мох сменила изумрудно-зеленая трава, тут и там виднелись крохотные ямы, доверху заполненные бирюзовой водой. Такие и озерами называть совестно, лужи не лужи, так, пруды посреди леса. Красивые, кто бы спорил, красивые на удивление зеркальная гладь воды, белые лилии. Кое-где плавали и какие-то странные птицы, крохотные, как синички, но расцветкой способные посрамить саму радугу. Закрапал дождик, Ваня поежился, подумал, не накинуть ли плащ, оставшийся от Проводника, но понял, что для этого нужно будет отпустить надежное седло. Чертыхнулся и решил мокнуть. Вскоре серебряные копыта коня заплескали по глубоким лужам. Даром что конь был на удивление высок – брызги долетали до Ваниной шеи, про ноги и говорить не стоит – заляпаны они были грязью по колено и выше. Мокнул Ваня и сверху, хорошо хоть не отличался он пышной шевелюрой, а то бы мокрые пряди падали прямо на лицо. За шиворот натекло изрядно воды, через некоторое время Иван был злой, как черт, и мокрый до нитки. Конь фыркал и тряс головой, дождь досаждал и ему. Серебряная грива намокла и стала почти черной.
Ваня вобрал голову в плечи, вообразив себя черепахой. По крайней мере, так дождь хотя бы не щекотал шею. Понял, что проголодался, вспомнил ватрушку, заботливо положенную бабой Ягой в карман. Задумчиво вытряхнул мокрое крошево с творогом, ругаться уже не было сил. Да и кого ругать? Дождь, некстати заставший его в пути, собственную глупость или коня, который несмотря ни на что скакал все быстрее и быстрее? Винить было некого, и Ваня вернулся к созерцанию окрестностей, даже не замечая, что день клонится к вечеру и вот-вот в путь-дорогу отправится красный всадник. Интересно, а где он живет от рассвета до заката?
Размышляя над этим вопросом, Иван и не заметил, как задремал прямо в седле. А между тем дождь кончился, выглянуло яркое солнышко, обогрело, высушило лес, гриву коня, даже Ванину одежду и то немножко привело в порядок. Правда, в ботинках по-прежнему было полно воды, но Ваня, убаюканный дорогой, спал и ничего не чувствовал. Тело занемело от неудобного положения, Иван ворочался, доводя тем самым Среброгрива до бешенства: мало того что наездник аховый, так еще и вертится волчком! Залез, усадили тебя в седло – так сиди смирно, не ерзай. Поди, не лихой всадник, чтобы малейшим движением тела направлять коня в нужную сторону. Сиди и не дергайся, одним словом.
Впервые в жизни Среброгрив пожалел, что не умеет говорить.
Разбудил почти высохшего Ивана уже знакомый красный всадник. Догонял, правда, он уже с трудом, чуял, что среброгривый конь могуч да вынослив, почти наравне с красным. Когда поравнялись, Ваня с удивлением увидел, что всадник ему улыбается и кивает, как старому знакомому. Иван кивнул в ответ, всадник рассмеялся, хлестнул коня и скрылся вдали. Зашло солнце.
В сумерках конь скакал все быстрее и быстрее, стук копыт превратился в монотонный гул, деревья по обеим сторонам слились в темные полосы. Метался конь, будто вспоминая дорогу: то резко забирал вправо, то, взбрыкнув, возвращался назад. Вот уже и сумерки стали совсем густыми, в лесу похолодало, а конь, дико поводя глазами, никак не мог определиться с направлением. Ваня с ужасом услыхал позади зловещий конский топот, а спустя секунду Среброгрив уже влетел на широкий двор и остановился, тяжело дыша. Ваня мешком свалился с коня и с облегчением стал осматриваться. Перед ним был высокий терем, который стоял прямо посреди леса. Кругом было тихо, только поплескивала вода в небольшом пруду да посвистывала где- то одинокая ночная птица. Ваня, сделав знак коню рукой, тихонько поднялся на крыльцо. И не успел еще взяться за ручку двери, как промчался мимо двора черный всадник. Наступила ночь. Ваня, глубоко вздохнув, открыл дверь и замер, изумленный увиденным. Снаружи терем был темен, внутри же в огромной зале жарко горели сотни свечей. Посреди стоял стол, крытый вышитой скатертью, со стен спускались почти до пола узорчатые ковры. Но долго Ивану осматриваться не пришлось, ибо ему навстречу вышла деваха красоты до того редкостной, что Ваня даже опешил.
– А где Баба-яга? – только и смог вымолвить он.
– Кому Яга, – девица кокетливо перекинула толстую косу на грудь, – а кому и Ягодка. Отвечай, зачем пожаловал.
– Да я это… того… – Иван совсем растерялся и даже не знал, с чего начать, – невесту ищу.
– Невесту? – Яга заинтересованно осмотрела его с головы до пят. – Так считай, уже нашел! Во, гляди, – она расправила плечи, – все при мне! И того, и этого, и еще борщ с галушками приготовить могу!
– Да я, понимаете, – Ваня смущенно потупился, – вы это… Яга… Ягодка… Оно, конечно, красавица вы писаная, и в другой раз я бы с радостью, но я вроде как… короче говоря, есть у меня уже невеста.
– Ишь какой, – обиженно протянула Яга, – все у него есть. А чего тогда ищешь? Вчерашний день?
– Нет… понимаете, пропала она. Исчезла… улетела.
– Постой-постой, – тут уж Яга почти развеселилась, – а ты не тот ли Ванька, который Светлояру- красавицу упустил?
– Тот. – Ваня совсем голову повесил.
– Ишь ты… Эдакую девицу днем с огнем не сыщешь, а ты вон что удумал – невестами раскидываться… Ладно, чего уж там. Помогу я твоему горю, чай, не чужая мне она, а внучка родная. Невестушка твоя, Светлояра-голубка ныне у отца своего, Елисея Бессмертовича, в тридевятом царстве, Медном государстве.
– Бессмертович – это фамилия? – как-то глупо поинтересовался Ваня.
Яга-Ягодка хитро прищурилась:
– Это состояние.
Ване было неловко. Чувствовал себя явно не в своей тарелке, видел, что Яга смеется над ним, но не как ее средняя сестра, не по-доброму, а высокомерно, ядовито. Хотел было порасспросить о своем деле, даже
