Иван попытался встать, но не смог. Шум тем временем смолк, свет угас. Ваня лежал на полу в большой полутемной зале, озаряемой только несколькими факелами на стенах. Зрение возвращалось к нему постепенно, он уже смог различить сводчатый потолок, расписанный чудными цветами, огромные окна, куда проникал лунный свет, который слюдяная мозаика рассекала на множество лучей. В самом конце залы на троне сидел человек, в котором Ваня сразу признал царя Далмата. Несмотря на внушительные габариты, царь вовсе не казался грозным, очевидно, его только что подняли с постели. Лицо заспанное, а в длинной белой бороде застряли птичьи перья, скорее всего из подушки. Ясные голубые глаза царя были полуоткрыты, спутанные пряди седых волос падали на грудь. Одет царь Далмат был в длинный голубой кафтан, небрежно наброшенный поверх какого-то халата, кушак царь и вовсе держал в руке. Ваня уставился на босые ноги царя с невероятно длинными нестрижеными ногтями. Далмат смутился и постарался как можно грознее стукнуть кулаком по колену. Видимо, переборщил, поморщился от боли и спросил сдавленным голосом:
– Кто ты, похитник?
– Я Иван, – честно ответил Ваня, – я не похитник, я несчастный человек.
– Да-да, – ворчливо сказал царь, – все вы горемыки несчастные, калики перехожие, а как огнецветку воровать, так откуда только что берется! Ну, выбирай.
– Чего выбирать? – удивился Иван.
– Ну как чего, – Далмат задумчиво почесал пятку, – какой тебя смерти предать.
– То есть как это смерти, – опешил Ваня, – зачем смерти?!
– Положено! – отрезал царь. – Ты птицу похищал? Похищал. Другое дело, что не похитил, но это уже твои личные трудности. Главное – попытался. Не отпускать же тебя!
– Батюшка царь! – взвыл Ваня, уже мысленно прощаясь и с головой и со Светлоярой. – Да как же это так!
– А так, – равнодушно пожал плечами царь Далмат. – Эй, стража!
Дверь отворилась, но вместо стражи в зал ворвалась взлохмаченная царевна Калина. Прямо с порога она быстро затараторила:
– Отец! Не губи этого доброго молодца! Я сама во всем виновата, сама ему огнецветку отдала!
– Зачем? – изумился царь, но тут же погрозил дочери пальцем. – Эге!.. Чай, понравился молодец, вот и решила на себя вину взять?
Царевна покраснела и смутилась, но тут же нашлась:
– А хоть бы и так! Неужто пойдешь супротив моего желания?
Далмат смутился. Видимо, доченька у него была еще та штучка, с такой спорить себе дороже. Но царь решил пойти на принцип:
– А понравился, нет ли, мне что за дело! И чем это Ванька тебе глянулся? Птицу и ту добыть не сумел, весь дворец на ноги поставил, неумеха! Небось, вместе с клеткой ухватил?
– Да нет же! – Калина гневно взмахнула рукой. – Это я! Я уронила клетку! Ко мне в светелку Будислав вломился, начал меня целовать-миловать, я от него бежать вздумала и ненароком задела столик с клеткой!
– Будислав?! – Царь так и подскочил. – Будислав тебя целовал? Да как он посмел? – Далмат задыхался от злости. – Позвать Будислава! Ко мне! Живо!
Далмат, не в силах сдерживать себя, вскочил с трона и, путаясь в полах халата, бросился к Калине:
– Девка распутная! Мало тебе, что половину войска мне попортила, не солдаты, а барышни кисейные! Каждый второй в зятья метит! Так еще и до верных богатырей моих добралась! Признавайся, дурная, зачем на парня напраслину возвела? – И царь махнул рукой в сторону Ивана.
Ваня растерялся, но нашел-таки в себе храбрости защитить царевну:
– Ваше царское высочество… величество! Клянусь, твоя дочь – достойнейшая девушка! Я сам, я сам во всем виноват!
– А ты помолчи! – Далмат грозно замахнулся рукой. – Помолчи! Когда нужно будет, тогда и говори, а сейчас дай мне спокойно заняться наконец воспитанием дочери!
Иван решил, что умнее всего будет не вмешиваться в семейные дела. Тем временем стражи привели Будислава. Тот был напуган, бледен, но молчал.
– Так-так, голубчик, – иронически начал царь, – значит, полюбилась тебе моя Калинушка-краса?
– Полюбилась, царь-батюшка! – поклонился богатырь. – Мочи нет, как полюбилась!
– И, значит, как водится, пирком да за свадебку? Совет, мол, да любовь?
– Э… – Будислав был явно не готов к такому повороту событий. – С-свадебку?
– Да-да, – кивнул Далмат, – все как положено, а?
– Да, – с готовностью согласился Будислав, – сделай такую милость! Одним словом… Благослови, батюшка!
Царь аж взвизгнул от такой наглости:
– Ах ты, собачий сын, холоп! Себя не помнишь?! Знай свое место, щенок! Стража. – Далмат хлопнул в ладоши. – В темницу! Чуть рассветет – повесить на городской площади!
Стражники, до сих пор хранящие молчание, хором ответствовали: «Будет исполнено, батюшка царь», – и увели богатыря. Далмат, немного переведя дух, пробормотал:
– Ишь ты! Благословить его!
