сторонам и подошел к столу. Из-за пазухи он достал кувшин, заткнутый красной тряпкой, и поставил его перед Ваней.
– На вот, пей.
Иван, пролепетав: «Спасибо», – осторожно вытащил тряпку и с опаской понюхал жидкость. Пахло хорошим вином. Ваня подумал, погладил кувшин и быстро сделал один глоток. Вино было немного терпкое, сладковатое и пахло медом.
– Ты чего, – возмутился Жароха, – ты давай все пей!
– Все? – испугался Ваня. – Как это все?
В кувшине было никак не меньше половины литра, Иван за раз мог выпить вдвое больше пива, но пить залпом такое хорошее вино ему казалось кощунством.
– Пей, пей, – подбодрил его Максюта, – худа не будет!
И Ваня, крепко понадеявшись на свой организм, зажмурился и одним махом осушил кувшин.
– Ну, силен! – восхитился Жароха. – Я думал, ты по глоточку тянуть будешь!
Максюта с гордостью посмотрел на старика: вот, мол, каких молодцов к тебе привожу! Ваня же сидел, хлопал глазами и никак не мог понять, хорошо ему или плохо. В животе что-то недовольно бурчало, рот был полон сладкой слюны, горло так и горело. Вдобавок еще помутилось в голове, перед глазами поплыли красные пятна, и Ваня, что-то невнятно пробормотав, рухнул головой на стол. Максюта досадливо крякнул, поднял Ивана на руки и, вручив старику несколько тускло блеснувших монет, тяжелой походкой отправился вон. У порога с удовольствием пнул медведя в бок, насладился его злобным рычанием и вышел на улицу. Ваня никак не хотел приходить в себя. Максюта взвалил его на плечо и понес по полутемным переулкам. Казалось, он совсем не замечал своей ноши, что-то напевал под нос и заглядывал в окна домов. Свет уже почти нигде не горел, но зато ясно светил месяц. Вскоре Максюта вышел на улочку, ведущую к площади, перехватил Ивана поудобнее и бросился бегом.
– Ты чего с парнем учудил?! – закричала Веста, увидев бесчувственного Ваню. – Ты что с ним сделал?
– Да ничего, – примирительно вскинул руки Максюта, – только зельем опоил.
– Каким еще зельем? – отчаянно взвыла волчица и бросилась к распростертому Ване. – Иванушка! Друг ты мой! Очнись!
Ваня очнулся, открыл глаза, увидел перед собой оскаленную морду и, икнув от ужаса, снова потерял сознание. Веста, угрожающе рыча, надвинулась на Максюту:
– Каким, говоришь, зельем Иванушку сгубил?
– Да кто его сгубил! – рассмеялся тот. – Проспится – будет как новенький, даже лучше. Ты, наверное, слыхала про знахаря Жароху? Его работа.
– А, – тут же успокоилась волчица, – Жароху знаю, знатный чародей будет, жаль, ничем, кроме своих трав да настоек, не занимается. И как это я Сама не сообразила Ваню к Жарохе отвести? Ты молодец, – и она ласково тронула Максюту лапой, – прости, что на тебя ругаться вздумала, не со зла я, по незнанию!
– Ничего, – Максюта усмехнулся, – главное, что с Ванькой все в порядке, а там ругайся себе сколько душе угодно, я не в обиде.
Волчица еще раз ему улыбнулась и нежно взглянула на Ваню. Тот, судя по всему, уснул, дыхание у него было ровное, он даже немного похрапывал. Веста подумала, почесала за ухом и улеглась рядом с Ваней, положив на него лапу. Недалеко, подложив под голову попону, храпел Велеба. Кобылиц он Весте не доверил, самолично завел в царскую конюшню, долго сокрушался по поводу увиденного непотребства и отпускал в адрес царя Кусмана едкие шуточки и страшные ругательства. Теперь же он спал мирным сном, выводил носом сложную мелодию и порой что-то шептал. Максюта развязал кушак, снял кафтан и, оставшись в одной рубахе, куда-то пошел.
– Ты куда? – сонно окликнула его Веста.
– Надо мне! – сурово ответил он.
Волчица фыркнула, устроилась поудобнее и закрыла глаза.
Ночь прошла быстро. Ваня проснулся оттого, что в глаза било яркое солнце, в носу защипало, и он чихнул.
– Будь здоров! – пожелала Веста. – Доброе утро! Как ты там?
– Доброе, – пробормотал Иван, силясь вспомнить, что же вчера было и почему так болит голова и все тело. Осторожно встал на ноги, зашатался, схватился рукой за воздух, но все-таки устоял.
– К фонтану ступай, – посоветовала волчица, – умоешься – полегчает. Вон Максюта тебя проводит.
Ваня кивнул и, поддерживаемый заботливым Максютой, неровной походкой зашагал в сторону небольшого фонтана у самого края площади. После ночи на голых камнях отчаянно ныла спина; ноги, все в мозолях от хождения босиком, тоже напоминали о себе тупой болью.
У фонтана Ваня долго и с наслаждением плескался в ледяной воде. Затем подумал, скинул штаны и рубаху и умудрился залезть целиком в крохотную мраморную чашу, в которой не поместился бы и ребенок. Согнувшись пополам, он фыркал, растирал себя руками, снова и снова подставлял голову под тугие струи, захлебывался и дрожал от холода. Наконец он вылез, вытерся собственными штанами и, довольный, сопел, взъерошивая мокрые волосы.
– Ну, лучше стало? – поинтересовался Максюта, который довольствовался только умыванием. – Пришел в себя?
– Пришел, – бодро ответил Ваня, – еще как пришел! Только ты знаешь… знаешь…
И он вынужден был обеими руками схватиться за Максюту, чтобы не упасть. Все тело свело судорогой, боли не было, просто все мышцы сильно напряглись, будто по ним пустили ток. Через несколько секунд все прошло, зато начало сильно биться сердце, да так, что Иван инстинктивно приложил руку к груди. Но вот и
