Рабчев очнулся и закрыл рот… Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкая, неестественная.
Послышались крики и свистки полицейских; народ, прорвав цепь полиции и жандармов, бросился навстречу советским парашютистам. Илья, схватив за руку Женю, тоже помчался в поле. Все хотели видеть живых, настоящих большевиков, о которых так много говорили в Румынии и которых мало кто знал. Толпа окружала одного из парашютистов. Началась страшная давка. Илья и за ним Женя с трудом пробрались, чтобы посмотреть на него. К общему удивлению парашютист оказался молоденькой девушкой с вьющимися золотистыми волосами. Расстегнув карабины, она ловко сложила свой парашют и направилась по расчищенному ей в толпе пути. Она охотно отвечала на вопросы, а они сыпались со всех сторон; каждый, кто хоть немного знал русский язык, считал своим долгом что-нибудь спросить.
— Ви болшевик? — спросил кто-то.
— Конечно! — гордо и весело ответила она.
Люди переглянулись и устремили свой взгляд на ее голову, отыскивая там рога, о которых так много говорили господа.
— Вы парашютистка? — снова последовал вопрос.
— Как видите, — засмеялась девушка, — парашютистка, и радистка, и летать учусь, — добавила она.
Илья не выдержал:
— А как же вы попали в авиацию?
Услышав русскую речь, девушка обернулась и внимательно взглянула на Илью.
— Захотела, вот и попала… Авиация мне нравится.
Илья смутился, когда девушка взглянула на него. Он от волнения не мог найти слов, чтобы спросить о самом главном, заветном. Женя, понимая состояние друга, вмешался в разговор.
— А учиться у вас все могут?
— Конечно, все, — как бы не понимая вопроса, проговорила девушка.
— А денег за обучение много нужно платить? — выпалил Илья. Вопрос был задан таким тоном, что казалось, от ответа зависит вся жизнь этого широкоплечего парня с ясными карими глазами.
— Платить деньги? — удивилась девушка. — У нас обучение бесплатное. Обучают, кормят, одевают и даже стипендию платят.
Илье мучительно захотелось, чтобы девушка сказала еще что-нибудь. Но трибуны, к которым они направлялись, были так досадно близки.
— А как вас зовут?
Девушка удивленно посмотрела на Илью. Ее голубые добрые глаза встретились с горячими глазами Томова. Он покраснел и опустил голову.
В толпе послышались смех и возгласы:
— Ну да, как же! Скажет она вам свою фамилию…
Илья еще больше смутился.
— Да не будьте вы наивными, люди добрые, — послышалось сзади. — Не скажет она вам, как ее зовут, сколько мир и земля будут существовать. Знаем мы их…
Девушка остановилась, обернулась на голос и сказала по-румынски:
— А почему вы думаете, что я должна скрывать свою фамилию?
То, что советская парашютистка заговорила на румынском языке, было настолько неожиданным, что люди застыли на месте.
И тут же снова по-русски, как бы отвечая только задавшему вопрос, она тихо, тоже смутившись, произнесла:
— Меня зовут Валентина Изоту…
Толпа снова загудела. Люди хотели узнать, где советская парашютистка так хорошо научилась говорить по-румынски. И она опять на румынском языке ответила:
— Румынский я, возможно, не так хорошо знаю, однако молдавский — мне родной. Я из Молдавии. Есть у нас такая республика.
Кто-то свистнул сквозь зубы и не без удивления заметил:
— Вот это сказанула! А мы еще говорим, что знаем их хорошо! Чепуха!
Взглянув на Томова, девушка хотела что-то сказать, но тут послышался свист полицейских, и толпа, окружавшая парашютистку, шарахнулась в сторону. Илья видел, как Валентина Изоту, поискав в толпе глазами, нашла его и, улыбнувшись, помахала рукой. Потом, небрежным жестом откинув упавшие на лоб золотистые кудри, подошла к трибунам.
Илья еще долго смотрел в ту сторону, где стояли советские парашютисты, но Валентины больше не видел.
— Ну, что? — спросил Женя.
Илья помолчал, потом с тоской сказал:
— Спроси своего Сережку, видал ли он…
Женя рассмеялся и взял Илью под руку:
— Да не только Сережку, но и тех, — Женя кивнул в сторону королевской трибуны. — Дали фору… Да еще как! Молодцы… Вот так русские! А тот: «Макаронники, Муссолини!» — шепелявил Женя, передразнивая Рабчева. Но Илья даже не улыбнулся.
Видимо, не ожидая уже ничего интересного, люди вскоре стали расходиться. Смаранда Браеску и Ионел Ферник, опускаясь на парашютах, могли наблюдать публику, покидавшую аэропорт.
Зрители делились впечатлениями о празднике. Со всех сторон только и слышалось: «Вот так Советы!», «Утерли всем носы!», «Молодцы, большевики»! «А какие молодые ребята!», «А самолеты!», «Вот это да!»
— Слыхал? — спросил Женя.
— Слышу. Не глухой, — сердито ответил Илья.
— Нет, я о том, что эта парашютистка сказала, Валентина.
— Слыхал и это. Валентина Изоту, молдаванка. Из советской Молдавии.
Перед глазами Ильи стояла девушка. Как она покраснела, когда он спросил ее имя. Нужно было бы узнать, откуда она, адрес записать. А впрочем, что это даст? Писать все равно нельзя. Да притом — кто я? Она учится, летчицей или радисткой станет. А я кем буду? Поеду обратно в Бессарабию подметать полы в магазине Гаснера…
— Во, брат ты мой, — не мог успокоиться Женя, — Вот где бы тебе! Слыхал? Бесплатно!
Илье было больно. Почему здесь, у себя, он не может стать тем, кем хочет? Вздохнув, он тихо ответил:
— Хорошо. Мы еще посмотрим…
VIII
Илья не очень разбирался в политике. Газеты читал, но уже привык им не верить, понаслышке зная, что в редакциях сидят продажные люди. Да и сам он замечал, что один и тот же факт каждая газета истолковывает по-разному. Иногда одному и тому же событию давались совершенно противоположные оценки, но в одном газеты сходились: все обманывали народ… Газет выходило много, каждая партия имела свою газету… А партий в Румынии было, как говорил еще отец Ильи, больше, чем собак в Болграде!
У кого правильная точка зрения, Томов не знал. Во всяком случае не у легионеров и не у Гитлера. Илья понимал, что так нахально лезть в чужие дела, в чужие страны могут только захватчики, поработители. Об этом повсюду говорили в те дни простые люди.
Румыния жила тогда в страшном напряжении, в постоянном страхе. Рейхсканцлер продолжал требовать расширения пространства своей империи. Еще недавно при заключении антикоминтерновского пакта между Германией, Италией и Японией он вопил на весь мир:
