В этом небольшом кабинете было несколько картотечных шкафов; на стене позади Уилсона висели фотографии его самого и различных сановников, включая президента Рузвельта, министра финансов Моргенсо и Чарльза Линдберга.
– Извиняюсь, – сказал он со сдержанной улыбкой, повернулся и сел ко мне лицом; на столе вокруг книги записей лежали груды папок с делами. – Я сейчас по горло занят процедурными рекомендациями.
– Вот как, – сказал я без особого интереса.
– Последнее время большое распространение получило фальшивомонетничество, – сказал он, – и министр Моргенсо попросил меня рекомендовать методы его сдерживания.
– Разве это не дело секретной службы?
– Да, но министр попросил меня в виде одолжения сделать обзор следственных и административных процедур секретной службы, – он проговорил это небрежно, но я знал, что он гордился этим и хвастался.
– Поэтому ваш офис находится теперь не в том крыле, где расположен офис группы разведки?
– Да, вы правы. Я временно переселился сюда. Понимаете, скоро Моран уйдет в отставку, и, видимо, произойдут кое-какие изменения. Вот я и делаю авансом эту работу.
Уильям Моран долгое время возглавлял секретную службу министерства финансов; таким способом Уилсон давал мне понять, что готовится стать преемником Морана.
– Понятно. Судя по тому, как вы усердно работаете, дела у вас идут хорошо.
– Да. Но для вас у меня, конечно, время найдется. Говорите, у вас есть новая информация по делу Линдберга? – он скептически улыбнулся. – Это через столько-то лет? Если бы это были не вы, Геллер, то я бросил бы трубку, решив, что мне звонит какой-то чудак.
– Я не знал, к кому мне еще обратиться. Рассчитывать я мог только на вас и на Айри, но Айри сейчас занимает столь высокое положение, что я не был уверен, что смогу до него добраться.
Он нахмурил брови, глаза за проволочной оправой стали жесткими.
– Нейт, я знаю вас достаточно хорошо, чтобы понимать, что вы взялись за это не из альтруистических соображений. Не обижайтесь, но я уверен, что у вас появился новый клиент.
– Вы правы. Я работаю на губернатора Гарольда Хоффмана.
Это явно вывело его из равновесия. Он заерзал на стуле, губы его сжались в тонкую полоску, потом сказал:
– Я разочарован, услышав это, Нейт. Хоффман – любитель саморекламы: он использует дело Линдберга в своих интересах, оно для него предмет политической игры.
– Фрэнк, вы тоже не обижайтесь, но это чушь собачья. Я не понимаю, как можно добиться политической выгоды, встав на сторону Хауптмана.
– Хоффман надеется, что его выдвинут кандидатом в вице-президенты от Республиканской партии, – прищурившись сказал Уилсон. – Если ему удастся спутать карты демократов, если ему удастся раскрыть дело Линдберга...
– Если ему удастся раскрыть дело Линдберга, – сказал я, – то, я думаю, вы положительно отнесетесь к этому.
– Черт возьми. Геллер, это дело уже было раскрыто!
– В таком случае я, может быть, зря теряю здесь свое время, не говоря уже о вашем. Может быть, вам и неинтересно знать то, что я выяснил...
Он недовольно поморщился, только непонятно было, кем он недоволен, мной или собой. Потом вежливо улыбнулся и сказал:
– Вздор. Если у вас есть что-то новое, я охотно вас выслушаю.
– Я так и думал. В конце концов, вы никогда не были сторонником версии о волке-одиночке.
– Это так, но я уверен, что Хауптман расколется прежде, чем его посадят на электрический стул. Только он не назовет своих сообщников, пока такие добряки, как Хоффман, будут держать это дело открытым и наивно на что-то надеяться.
– Что ж, мы можем попытаться найти этих «сообщников» без его помощи. Но лично я считаю, Фрэнк, что Хауптман – мелкая сошка в этом деле, а возможно, и не имел к похищению никакого отношения.
Уилсон устало вздохнул, покачав головой.
– Я выслушаю вас, Нейт, только из уважения к вам.
– Благодарю. Я не всегда смогу вам назвать источник своей информации. По крайней мере, часть того, о чем я вам расскажу, вам придется считать сведениями, полученными от надежного осведомителя.
Он кивнул в знак согласия.
– Я бы хотел представить вам свой сценарий того, как могли происходить похищение и последующее вымогательство. Разумеется, они могли происходить и по-другому. Можно по-разному интерпретировать то, что мне удалось узнать, но я думаю, что сумел разгадать эту загадку. Я весь уик-энд перечитывал свои записи, стараясь во всем разобраться.
Он не смог сдержать улыбки:
– Нейт Геллер посвятил свой уик-энд тому, чтобы раскрыть дело, над которым больше четырех лет ломал голову весь мир.
Я ухмыльнулся:
– О'кей, я заслуживаю этого. Как бы там ни было, мое объяснение или, если хотите, версия гораздо более правдоподобна, чем та, по которой Уиленз добился осуждения Хауптмана.
Уилсон снова кивнул:
– В этой связи я могу сказать, что меня всегда смущало то, что в своей вступительной речи к присяжным Уиленз сказал, что собирается доказать, будто ребенок умер, упав на землю и разбив череп, когда сломалась ступенька лестницы, но затем в заключительном выступлении категорически утверждал, что Хауптман ударил ребенка по голове стамеской, когда тот еще лежал в кроватке. Уилензу повезло, что этот ляпсус не привел к отмене приговора.
– Тем более, – сказал я, – что ни одна из этих версий смерти ребенка не подкреплена никакими доказательствами. На мягкой земле под окном детской не было никаких следов падения ребенка; на кроватке не было крови или другого вещества, которые должны были остаться после удара по голове.
Уилсон опять закивал, и я почувствовал себя увереннее.
Я начал рассказывать ему о Поле Уэнделе. Он никогда не слышал о Уэнделе и записал его имя в свой блокнот. Разумеется, я не упомянул, что Эллис Паркер незаконно содержит Уэндела под стражей, сказал только, что Паркер занимается Уэнделом.
– Полу Уэнделу приходит в голову план похищения этого ребенка, – сказал я, – и он предлагает его Капоне. Капоне этот план понравился, но кажется ему слишком опасным и безрассудным, чтобы рассказать о нем Фрэнку Нитти, который достаточно осмотрителен в таких делах; маловероятно также, что эта безумная затея заинтересует Лусиано, Мэддена или кого-то еще.
– Датчанин Шульц был достаточно безумным, чтобы взяться за ее осуществление, – сказал Уилсон.
Мне пришлось сдержать себя, чтобы не сказать, что то же самое сказал Нитти.
– Кстати, – сказал я, – не так давно у Шульца возникла собственная безумная затея – убить Тома Дьюи. Мы с вами знаем, что из этого вышло.
Когда Датчанин Шульц вздумал убрать Дьюи, известного прокурора, Лусиано, Майер Лански и другие парни запретили ему делать это; Шульц воспротивился, и его отравили свинцом в нью-йоркском ресторане.
– Я не знаю сейчас, кто обратился к ним, Капоне или Уэндел, но Макса Хэссела и Макса Гринберга нанимают для организации этого похищения. Почему они соглашаются на это? Возможно потому, что они и их босс Уэкси Гордон хотят добиться расположения Капоне. Назревает, так сказать, пивная война, и более могущественные группировки Восточного побережья – Лусиано, Шульца и так далее – могут помешать Хэсселу и Гринбергу заниматься своим бизнесом или даже уничтожить их. А им похищение только выгодно. Они могут сделать одолжение Капоне и заодно заработать немного денег. Кроме того, Хэсселу и Гринбергу не нужно пачкать свои руки – они могут осуществить это руками своих подчиненных из числа мелких бутлегеров и перевозчиков спиртного, обезопасив себя на случай провала. Уилсон слушал меня внимательно.
– Позвольте мне прерваться и задать вам один вопрос, Фрэнк. Через кого Капоне чаще всего
