Фалькенберг, мог изменить в подобной ситуации? Если бы это происходило в 1942–1943 годах — никаких проблем и вопросов. По очень простой причине: недовольных, ратующих за равенство с солдатами фюрера, требующих особого внимания со стороны военного руководства Рейха, ждала кара на выбор: концлагерь или расстрел за бунтарство. Настали иные времена… Но, в основном, то было прямым делом руководителя гестапо «Феникса» оберштурмбанфюрера Крюгера, его хлебом насущным. Он, начальник контрразведки, ко всему этому имел косвенное отношение. Хотя русские солдаты генерала Власова, нужно отдать им должное, с успехом, не то что румыны, заменяли собой отборные немецкие части, не уступали в стойкости подразделениям СС, дрались, не щадя живота своего… В унисон этим размышлениям, ему пришли на память недавние события, коих был живой свидетель.
В который раз началась подвижка, пошло выравнивание линии фронта. Рота власовцев, сдерживающая стрелковый батальон советской гвардии, была вынуждена в конце гористого затяжного склона занять оборону. За спиной — речка с илистым дном. Без артиллерийской и авиационной поддержки, истекая кровью, власовцы все же сумели выстоять и отошли лишь в темноте. А доблестные каптенармусы, заранее отошедшего немецкого пехотного полка, так и не удосужились накормить своих союзников.
При входе в резиденцию начальника контрразведки армейской группы «Феникс» два рослых, в рогатых касках автоматчика, завидев Фалькенберга, ловко щелкнули каблуками сапог и приняли положение «смирно». В приемной шефа встретил щеголевато одетый, рыжеволосый, с упрямым взглядом желтоватых глаз порученец штурмбанфюрер Крамер.
— Ужин через пять минут, штандартенфюрер. Что-нибудь для аппетита?
— Оставь! Я не голоден. Хочу спать. — Он снял ремень с кобурой, положил на письменный стол. Расстегнул верхние пуговицы френча. — Кто-нибудь звонил?
— Да, штандартенфюрер! Из Варшавы подала весть оберштурмбанфюрер Штальберг…
— Даже так? — скрывая свою заинтересованность в значении звонка Штальберг, произнес Фалькенберг, и штурмбанфюреру Генри стало не совсем понятно, нужно ли было вообще ставить в известность о звонке своего начальника.
— О чем же она говорила? Может быть, что-нибудь срочное, неотложное?
Настоящее положение, роль Эмилии Штальберг в администрации варшавского генерал-губернатора доктора Фишера доподлинно были известны ему, но некоторые аспекты ее полномочий говорили о какой-то особой ответственности поручений. Правда, ходили слухи, что вскоре доктора Фишера по всей вероятности заменят Грейзером. Но слухи оставались пока слухами, действительность этого не подтверждала. Да и, собственно, ему лично оставалось безразлично, кто из них останется на коне.
— Оберштурмбанфюрер Штальберг очень сожалела, что не застала вас, штандартенфюрер. На следующей неделе она намеревается посетить Станичку и просила предупредить о своем приезде начальника гестапо округа Ганса Ганке.
— Штандартенфюрера Ганке?
— Я не оговорился, штандартенфюрер. Кроме группенфюрера Веллера и вас, она назвала Ганке.
«Что общего может быть между Гансом Ганке и Штальберг? Впрочем, многое может быть. Я заметно отстаю от реальности. Если не погибнешь от пули, то подкараулит инфаркт», — подумал шеф и спросил:
— У вас все, Генри?
«Кое-что есть», — хотел было ответить тот, но, подумав, только пожал плечами.
— Вы свободны, Генри Крамер. Поставьте в известность дежурного офицера по отделу контрразведки. До семи утра беспокоить только по неотложному делу.
Оставшись один в своих апартаментах — двух больших смежных, обставленных добротной мебелью комнатах, он вновь подумал о причинах, побудивших штандартенфюрера Ганса Ганке, по его понятиям, не очень известного в руководящих нацистских кругах человека, отправиться на встречу с так же неизвестным ему сотрудником службы безопасности штаба обергруппенфюрером Бахом в пригороде Варшавы. Ганке должен был уже сегодня утром вылететь с аэродрома Кобылино, расположенного в двадцати пяти километрах юго-восточнее Станички. Причем, рандеву предполагалось в присутствии бывшего генерал- губернатора Цернера.
Фалькенберг встал с кресла, извлек из кобуры, захваченной из приемной, пистолет «Вальтер» и без стука положил его рядом с собой на прикроватную тумбочку.
«С какой стати, зачем и почему ставит меня перед фактом свершившегося руководитель гестапо группы „Феникс“ оберштурмбанфюрер Крюгер? Что за данной встречей кроется? Кому все происходящее выгодно и в чем заключается суть связей Ганке со службой безопасности варшавского воеводства? И что интереснее всего — одно из звеньев цепи — Эмилия Штальберг. Вопросы, вопросы — и нет пока на них ответа. А если хорошенько подумать? Может, во всем этом таится и мой шанс стать генералом СС? Давно пора. Но рейхсфюрер СС Гиммлер косо смотрит на мое повышение в звании и должности. А вообще, мне лучше быть сторонним наблюдателем и не стремиться разгадывать ребусы СД, чтобы, зная о многом, не попасть в струю отменно разыгранной провокации в охоте на ведьм. В настоящий период похожий курс становится очень модным. Черт возьми, „охота на ведьм“ — излюбленное выражение Крюгера».
Но подозревать начальника гестапо в нечистой игре он, Фалькенберг, не имел оснований. Напротив, за последнее время Крюгер стал значительно чаще делиться с ним новыми по его каналам секретными новостями. В свою очередь и Фалькенберг ставил того в известность о сведениях строго секретных, известных ему. Этот контакт лишь помогал каждому из них в работе.
Фалькенбергу вдруг расхотелось спать. Он включил настольную лампу и, оставаясь в нижнем белье, подошел к телефонному аппарату, но потом раздумал. Многое, очень многое он знал, но и добрая доля оставалась для него тайной. Вторжение союзников на континент через Ла-Манш, постоянные окружения, жестокие поражения немецких армий на Восточном фронте — все говорило о том, что «тысячелетний гитлеровский Рейх» накануне полного военного краха. Он, штандартенфюрер Фалькенберг, имеющий колоссальный опыт контрразведки, понимал, что «верхушечная оппозиция» существует, действует и повторит неудавшуюся в марте 1943 года попытку покушения на Гитлера, чтобы затормозить или даже ликвидировать опасность оккупации самой Германии, ее полной политической катастрофы. Некоторых участников того, по случайности нераскрытого дела он знал лично. Они относились в основном к высшей элите военного руководства рейха. Он был в курсе постоянной вражды между немцами и поляками накануне и во время войны, но не мог представить даже во сне, что в течение многих лет могла существовать тайная ось Берлин — Варшава, связь, о которой ни Гитлеру, ни Гиммлеру до поры до времени ничего не было известно. Контакт с Канарисом позволил польскому правительству в Лондоне свободно маневрировать связью с нелегальными группами в самой Польше. Адмирал Канарис, неутомимый организатор немецкой службы разведки, и в начале, и тогда, когда Германия в конце войны оказалась в весьма трудном положении, продолжал пользоваться тайными связями с польскими офицерами. Правда, о последующем он, Фалькенберг, узнал немного спустя. О том, например, что никто иной как Канарис поддерживал подготавливаемое польским эмигрантским правительством Варшавское восстание.
Здесь следует оставить на время Фалькенберга в его дальнейших размышлениях и обратить внимание на тот факт, что варшавская авантюра, предпринятая Бур-Комаровским 1 августа 1944 года, доказала его тайную связь с верхушечной оппозицией. И несмотря на полную неудачу заговора и покушения на Гитлера 20 июля, укрепляла контакт немцев с поляками, облегчая снабжение оружием Армии Крайовы, которая к началу восстания заняла большую часть Варшавы. Естественно, создавая эти условия для размещения и немецких войск под командованием генерала фон Трескова, занимающего до событий 20 июля пост начальника штаба центральной группы войск на Восточном фронте.
Фалькенберг, несмотря на поздний час, неожиданно для себя подошел к бару и, смакуя, чуть прикрыв от удовольствия глаза, выпил рюмку коньяка.
«А, черт с ними, со всеми, кто мешает нормально жить в эти тяжелые времена, — подумал он. — Разберемся. Ну, а поляки… Конечно, в основе своей, не солдаты Армии Крайовы, эти паиньки, а бойцы созданной Народной Армии наносят ощутимые, дерзкие удары по частям немецких войск, разрушая различного рода коммуникации. Одним словом, работают по методам русских партизан…»
Фалькенберг подошел к кровати, лег и мгновенно уснул.
Но сон его был непродолжителен. В приемной тревожно зазуммерил полевой телефон.
Крамер, оторвав от подушки взъерошенную голову, сонно буркнул в микрофон трубки:
