— Давай, давай, торопись, не жмись! — одобрительно загорелся Микола.
Шелест медленно, словно раздумывая, потянул вниз замок «молнии».
— Сапоги, сапоги-то прежде, — заикнулся Никон, смотря не на Шелеста, а на Опанаса.
— Это мы сейчас, — расстегивая рукава и освобождая руки, сказал Шелест.
В этот самый момент Михайло в сжатых пальцах протягивал членам братства короткий огрызок спички.
Шелест закинул руку за спину, взялся за рукоятку браунинга, одновременно отводя флажок предохранителя. Первый выстрел наповал сразил дюжего, с красным лицом Михаилу. Опанас выхватил зажатый между ног автомат, но, отброшенный пулей, отлетел к стене. Никону свинцовый гостинец угодил в живот, и он завопил истошным голосом. Миколе удалось вскинуть перед собой оружие. Он сделал отчаянную попытку отвести к себе затвор «шмайссера». Еще мгновение — и Шелеста перерезала бы пополам брызжущая огнем автоматная очередь. В дрожащих пальцах Миколы, наложенных на затвор, замысловато мельтешили две целехонькие спички с зелеными головками. Выстрел заставил его сложиться надвое. Не выпуская из рук оружия, он сумел распрямиться чуть-чуть и теперь шел на Шелеста, заплетаясь ногами. Очередной выстрел — и Микола, потянувшись телом, рухнул на труп Михаилы. Зашевелился Опанас. После шестой пули все стихло. Из пистолетного ствола, медленно тая, выходил пороховой дымок.
Повелительный голос на русском, звучавший сзади, от дверей, ударил словно обухом по голове.
— Не поворачиваться! Оружие на стол! Руки за голову! Отойти к противоположной стене! Любое движение — пуля в затылок! Вот так! Что вы тут натворили?
— Это не люди! Это шакалы, волки, гиены и всякая мерзость в человеческом обличий! — Как бы оторвался от стены каскад слов.
— Глеб! Обыщи ретивого. Его слова обдают лютым жаром.
— Пусто. Оружия не имеется.
— Оденьте комбинезон, застегнитесь, как положено, и повернитесь, быстрее, быстрее!
Черемушкину, как и его спутникам — Касаткину и Сабурову, — этот незнакомец внешне понравился: коренаст, крепко скроен, с красивой крупной черноволосой головой, тронутой сединой. Правильное лицо с чуть выдающимся вперед подбородком. Лет, так… около тридцати трех — тридцати пяти.
— Кто вы и почему оказались в этой компании? — спросил Черемушкин, но тут же подумал: не место и не время для таких слов.
Старший сержант Касаткин и младший сержант Сабуров обыскали расстрелянных, сложили в один вещмешок нетронутые продукты, не забыли планшет, лежащий на скамье. Оружие и боеприпасы не тронули. Выйдя во двор, осмотрелись и быстро направились к оставленному наблюдательному пункту. Впереди со связанными вперед руками и рюкзаком за спиной ковылял человек, который на короткое время станет их другом.
— Михаил, — остановил Касаткина Черемушкин, — мы с Сабуровым подождем и понаблюдаем. Вернись назад. Распряги лошадей. Жаль! Погибнут животные. Отошли-то всего с гулькин нос… Давай! Поспешай!
Касаткин вернулся очень быстро, выполнив просьбу командира. Он знал, что привязанные вожжами к дереву лошади погибнут от голода.
Завидев нового человека со связанными руками и рюкзаком за плечами штандартенфюрер Ганс Ганке проявил замаскированный интерес к нему, лелея тайную надежду обрести единомышленника. Ему временно, до выяснения личности, развязали руки.
Черемушкин вопросительно посмотрел на нечаянного пленника. Тот, догадавшись с кем имеет дело, медлил, боясь ошибиться.
— Делайте со мной, что хотите. Но я — русский, советский летчик, сбитый вчера над деревушкой Васькины Дворики немецкими ночными истребителями «фоккер»… Бежал. Затем попал в плен к фашистам.
— У вас имеются какие-либо документы, свидетельствующие, что вы говорите нам истинную правду? А может быть, вы из той же компании и перестреляли своих спутников при дележе добычи? Ну, как? Одна шайка?
— Вчера мне попалась легковая автомашина с немецким полковником… В планшете, видимо, есть карты и записные книжки. Вот это и будет моим алиби. А свои документы я вынужден был запрятать от наскочивших на меня полицейских. Искал. Но где теперь их найдешь?
— Кто вы по званию? Фамилия? Имя? Дислокация вашего авиаполка?
— Шелест, Анатолий. Звание — капитан. Дислоцировался полк, в котором служил и буду служить, в Дубовке.
— Лучше, конечно, чтобы у вас имелись какие-либо документы. Все правильно: мог быть такой человек, о котором вы со мной поделились. Карты и записные книжки, о которых вы говорите, алиби для вас не могут служить. Ну, задумайтесь о положении вещей: вы могли ликвидировать того самого капитана Шелеста с далеко идущими целями… Возможная акция? Вполне. Так давайте начистоту.
«А не оказался ли я в новой банде? — с тревогой подумал Шелест. — А-а! Все равно для меня заднего хода нет. Но интуиция, интуиция, черт побери!.. Это люди с Большой Земли. Вероятнее всего, — разведчики… Скажу сейчас пару горячих слов».
— Мне лично, кроме жизни, терять нечего. Слышишь ты, гегемония!
— Не спеши! — остановил его человек с пронзительно темно-синими глазами. — Распетушился. «Вот мудрец перед Дадоном, встал и вынул из мешка золотого петушка»… Документики хотя бы какие-нибудь есть?
— Ты же мне третий раз долдонишь одно и то же… документики? Холера меня возьми и не выпускай на волю!.. — Незнакомец вытер губы пятерней левой руки. Лицо его побледнело, но тут же свежий румянец разлился по небритым щекам. — Да вы же свои! Ени-пони-калина красная! — будто захлебнувшись и в то же мгновение словно активно выталкивая из гортани воду, стал ронять слово за словом новичок. И, наконец, справившись с минутной спазмой, неожиданно для всех он выкинул коленце: сделал стремительное двойное сальто. Опрокинувшись на спину, раскинул руки и закрыл от нахлынувшего блаженства глаза. На губах его бродила улыбка.
— Чудак человек! — усмехнулся Черемушкин. — Мальчик с бородой. А если ошибся и шлепнем?.. Тогда что?
— Нет! Здесь чудеса! Здесь Русью пахнет! Земляки! Братишки! Милые вы мои ребятишки!.. — Шелест сомкнул ресницы, из-под которых поползли по щекам скуповатые слезинки. Не сдержался.
Разведчики, свободные от всяких дел, стояли вокруг чудного незнакомца и, как всегда, были начеку.
— С какой стати вы меня в шпионский кадр зачислили? Я — Анатолий Шелест! Гвардии капитан… Из отдельного авиатранспортного отряда. Но нет у меня бумаг. Вы же сможете связаться по радио? У вас же, наверняка, рация имеется. Доверяю вам свои позывные отряда. Русский, советский капитан Шелест просит…
— Ладно. Не глагольте лишнего, капитан… Проверим. Пока еще не вечер. Это в переносном смысле. Разворачивайте, пока еще не стемнело, планшет.
Черемушкин внимательно изучил обе карты. Одну из них рассматривал дольше. Задумался. Затем доверительно опустил руку на плечо летчика.
— Знатные документы. Одной из карт цены нет. Это сведения об армейской группе «Феникс». Какой интересный фланг этой птицы: и по фронту и в глубину! Как на ладони! Ладный подарок! Я, наверное, срисую эту картину на свою карту. Ты, давай, пока буду переносить сведения на свою, рассказывай о своих мытарствах. Слушай, капитан! Чувствую по рассказу твоему — натерпелся немало. Открою тебе один секрет: сегодня, в ноль-ноль часов московского, пришлепает к нам самолет, чтобы взять на борт пленного. Штандартенфюрер знает. Иначе — сам понимаешь…
— Вы хотите отправить и меня этой оказией, к своим? — сжав ладонь Черемушкина, сиплым от переживания голосом спросил Шелест.
— Да. Думаю так. Вы, наверное, догадались, что собой представляют мои люди? Ни фамилии своей, ни звания открыть не могу. Не положено. Причину вы знаете. В часть свою вы попадете не враз. — Черемушкин развел руками: — Не горюйте и не огорчайтесь. Все в конце концов утрясется. Буду на связи —
