передам своим, что ты — мировой парень. Встретимся когда-нибудь с тобой — не откажись… Но сейчас извини, дел невпроворот.
— С добрым подружиться — путь Луны пройти, — произнес Шелест и отошел в сторону младшего сержанта Антонова под его временную опеку. Иначе поступить командир разведгруппы не мог.
— Евгений, послушай меня. — Подошла к Черемушкину Коврова. — У нас по расписанию сеанс радиосвязи с «Беркутом» — в двадцать три часа. Что скажешь отец-командир?
— Нам заказано выходить в эфир до ухода отсюда. Этого и ожидают немецкие радиопеленгаторы. Понимаешь, через час после радиосвязи мы будем ждать посадки вызванного самолета. Представляешь, какой карнавал мы с тобой устроим.
— Но и «Беркут» может понять, что у нас не все ладно…
— Не думаю, Наташа. Радист «Беркута» поймет, что мы под хорошим «колпаком».
— Прости, я не подумала. После взлета самолета остаемся на прежнем месте?
— Вряд ли. Оставаться здесь небезопасно. К утру разведгруппа может оказаться в кольце. Ну, и… Ровно в двадцать три тридцать включаешь рацию и прослушиваешь эфир. Запас батарей пока прежний?
— Да.
— Скажи Цветохину и Мудрому пусть помогут тебе приготовить бутерброды с тушонкой и по стакану кофе из термоса. В общем-то, «кукурузник» — птичка-невеличка. Не хотелось бы по ночному лесу рыскать…
Вязкая ночная темнота опустилась как-то сразу, и все вокруг стало настороженно-таинственным, как незнакомый, не раскрытый человеком мир. А время шло своим чередом, стремительно приближаясь к полуночи.
Капитан Черемушкин, взяв с собой Мудрого и Антонова, направился к взлетно-посадочной полосе, чтобы убедиться, все ли готово для приема самолета. Остальные под командой старшего сержанта Касаткина оставались на избранной стоянке.
Потом в воздухе в тишине разнеслись приглушенные звуки «морзянки». Коврова насторожилась. Рука сама определила нужный градус поворота тумблера, как бы разом преобразуя точки и тире в конкретные слова.
— «Пегас»!.. «Пегас»!.. Я — «Беркут»!.. Я — «Беркут»! Примите меры к приему самолета. Двадцать четыре часа. «Пегас»! Ответа не требую, понимаю обстановку. Ждем и надеемся. «Пегас»… Я — «Беркут». Связь заканчиваю…
Эфир, казалось, до отказа был забит радиосигналами: отрывками некодированного разговора на всех языках и наречиях, танцевальными мелодиями и песнями довольно грустными, взрывающими душу и говорящими о любви…
Как ни ждали появления самолета, его стрекочущий рокот возник внезапно, будоража лесную ночную тьму. Вспыхнули разом на положенных местах сигнальные костры. Над головами ожидающих пронесся духмяный вихрь лесных запахов с признаками бензинных паров. Маленький, юркий, как воробушек, самолетик, казалось, не приземлился, а плюхнулся с неба в точно намеченной точке и, подсвечивая себе дорожку светом вспыхнувших фар, совершил короткий пробег. Остановился, не глуша мотора. Дверь санитарного ПО-2 отвалилась, и на траву, влажную от ночной росы, не дожидаясь стремянки, неуклюже спрыгнул человек в блеснувших от огня костров офицерских погонах. То был знакомый Черемушкину контрразведчик штаба майор Старинов. Он был невысокого роста, чрезвычайно подвижный и веселый. Обхватив плечи командира разведгруппы, сжал их в порядке приветствия, не оставляя без внимания остальных разведчиков. Сочный басок майора звучал удовлетворительно и спокойно, будто контрразведчик находился в штабе корпуса в рабочей комнате с коллегами.
— Привет вам, орлы, с Большой Земли! Спасибо, молодцы, за подарок!.. — Зоркие глаза его все же успели разглядеть, как-то выделить присутствующих в среде разведчиков посторонних. На мгновение он включил электрический фонарик и осветил Ганса Ганке и второго, в летном синем комбинезоне, с планшетом на левом бедре и летными очками за поясом. Удовлетворенно крякнув и обращаясь к капитану Черемушкину, спросил: — Кто это у тебя в синем летном комбинезоне?
Черемушкин коротко объяснил тому, что это за человек, и попросил после прибытия в штаб армии немедленно связаться с командованием отдельного авиатранспортного полка и окончательно выяснить личность гвардии капитана Шелеста. Позывные базы он даст. Напомнил об исключительной важности картах и записях в трех блокнотах, хранящихся в планшете у летчика.
— Хорошо! Погоди минуточку. А немецкий полковник и впрямь шкатулка с музыкой! Ну, Черемуха! Шестопалов! — крикнул он вышедшему из самолета помощнику. — Учись брать аккорды… — И кивнул головой на Ганке. — Это тебе, брат, не на самоучителе осваивать аккорды. Ну, молодцы! — сказал он разведчикам, разворачивающим вместе с экипажем самолет на взлет. — Командарм обещал всем по «Красному Знамени». Командир, вот копия приказа об очередном звании. Майор! Усек? Прочти! А Чавчавадзе сильно переживает за всех вас. Золотоволосая, береги-то вас Бог! И сами не оставайтесь у него в долгу.
Черемушкин, как бы отстраняясь от повторных объятий майора Старинова, раздумчиво сказал:
— И все же, товарищ майор, я еще поживу тем, кто есть. В золотых погонах здесь не перед кем красоваться. Спасибо за хорошие слова, дорогой. Генералу Чавчавадзе — особо. Я думаю, нужно взять планшет с картами и записными книжками полковника Гильфинтера у нашего гостя. Повторяю, документы очень ценные. Штаб Валентинова разберется и все поймет. А это, — представил он летчика, — капитан Анатолий Шелест. Человек с геройским характером. Прошу, майор: позаботьтесь о судьбе капитана Шелеста. У меня о нем самое что ни есть прекрасное мнение, несмотря на то, что общался с ним всего несколько часов. Генералу Валентинову доложите: я уверен в скорой встрече со старыми знакомыми из почившей в бозе армейской группы генерала Веллера, теми, что были когда-то в «Метеоре». Считаю, половина задания, порученного мне, выполнена. Пусть штаб армии окончательно решит, на каких основных аспектах задачи остановиться. Все. Топайте в обратный путь. Меня настораживает абсолютная тишина.
— Да, вот еще что. Мне приказано передать при встрече с известным вам человеком в районе Старых Мельниц: «Будьте очень осторожны». Неясно, отчего вдруг им заинтересовалось гестапо. Сам понимаешь, появление незнакомого человека в небольшом районном центре Станичка заинтересует не только гестапо. Поэтому, если вы все-таки решитесь на встречу, а она по каким-либо причинам не состоится, тогда немедленно покидайте место встречи и направляйтесь в лесопарк на юго-западной окраине Станички. Он буквально рядом. Так вот. От главной аллеи, справа, параллельно ей, тянется боковая. Доходите до часовни с распятием. Напротив — обычная парковая лавочка. Осмотритесь и, убедившись, что поблизости никого нет, подходите к распятию с тыльной стороны. Если хорошенько присмотритесь, то под крышей будет выступать краешек дощечки. Беритесь за дощечку и потяните к себе. На другом конце увидите обернутую вокруг нее бумагу. Это будет письмо на получателя. Дощечку же оставьте. Если ее нет, значит, произошла беда и вам в дальнейшем лучше в Станичке не появляться. Понятно? Ну, что ж, ни пуха ни пера.
— К черту, — вполголоса отозвался капитан.
— До встречи, — просто сказал Шелест. Они крепко обнялись.
— Поторапливайтесь, Шелест, — услышали оба нетерпеливый зов Старинова.
Зашелся звенящим гулом мотор санитарного ПО-2. Самолет дернулся и, разметывая в стороны льнущие к фюзеляжу кудри деревьев, устремился на восток. И никто — ни майор Старинов, ни Шестопалов, ни его пассажиры, а тем более провожающие его разведчики во главе с Черемушкиным, — не мог предугадать трагической судьбы покинувшего лесной аэродром самолета с опознавательными знаками Красного Креста. Перевалив линию фронта, он будет внезапно атакован ночными охотниками-истребителями типа «фоккер». Самолетик, распадаясь на огненные сгустки, сгорит в воздухе. И лишь значительно позже на месте падения его обломков случайно будет найден обгорелый планшет с обуглившимися и спекшимися в комок бумагами, которые уже ничего не смогут сказать.
Самолет ушел, сгинул в болотной жиже темноты, а оставшиеся, вытянув шеи, все еще вслушивались в его затихающий стрекот.
Непредсказуема в своих поворотах человеческая судьба: то бросит в сырую, промозглую темень осени, то вырвет, вспорхнет и понесет на крыльях счастья… И вновь: взлет — падение, удар — тьма. Так
