По-моему, называть бедного Мориса – кто бы это ни был – свиньей это перебор.
Тем более что я никогда не слышала о Национальной свадебной службе.
Но мне снова удается чуть ли не впервые в жизни удержать рот на замке. На манекенах в витрине этого маленького магазинчика я вижу две модели. Они отреставрированы и переделаны, судя по стоящим рядом фотографиям. И прекрасны. Одно расшито небольшими жемчужинами, похожими на капельки дождя, поблескивающими на солнце. А другое все состоит из причудливых кружевных оборок. У меня пальцы задрожали, так хотелось их потрогать руками, чтобы понять, как это создано.
Миссис Эриксон права. Месье Анри знает толк в этом деле. Я смогу многому у него научиться – не только шитью, но и тому, как организовать успешный бизнес.
Плохо, что мадам Анри такая…
– Это очень нервная работа, – продолжает месье Анри. – Для женщин, которые приходят к нам… это самый важный момент в жизни. Платья должны быть абсолютно безупречны и сшиты вовремя.
– Я жуткий трудоголик, – заверяю я его. – Я шью свадебные платья ночами напролет, даже когда этого не требуется.
Месье Анри даже не делает вид, что слушает.
– Наши клиентки могут быть очень требовательными. Сегодня они хотят одного, завтра – другого…
– Я очень покладистая, – отвечаю я. – И хорошо умею ладить с людьми, можно даже сказать, что я живу ради них. – Боже! Что я несу? – Но я никогда не стану убеждать клиентку надеть то, что ей не идет.
– У нас семейный бизнес, – говорит месье Анри с внезапной решимостью и с громким стуком захлопывает портфолио. – Я не собираюсь нанимать посторонних.
Но… Нет, он меня не выгонит. Я должна узнать, как сделаны эти оборочки.
– Я понимаю, что не отношусь к вашей семье. Но я хорошо знаю свое дело, а тому, чего не знаю, очень быстро учусь.
– Нет, – непреклонен месье Анри. – Мне это не нужно. Я создал бизнес для своих сыновей…
– Которые о нем и знать не желают, – горько сетует по-французски его жена. – И ты это знаешь, Жан. Эти ленивые свиньи только и хотят, что ходить по дискотекам.
Хм-м-м… Она собственных сыновей тоже называет свиньями? И… кажется, она сказала… дискотека? - …Я самостоятельно справляюсь с работой, – высокомерно добавляет месье Анри.
– Правильно, – фыркает мадам Анри. – А на меня у тебя не хватает времени. И на сыновей тоже.
Они так распустились, потому что ты вечно торчишь здесь. А ведь у тебя больное сердце. Доктор сказал, что тебе нужно избегать стрессов, чтобы дело не кончилось ударом. Ты все время повторяешь, что тебе хотелось бы работать меньше… оставить на кого-нибудь магазин, чтобы побольше отдыхать, чтобы мы могли проводить больше времени в Провансе. И ты хоть пальцем пошевелил для этого? Нет.
– Я живу тут рядом, за углом, – встреваю я, изо всех сил стараясь не показать, что понимаю все, о чем они говорят. – Я могу приходить сюда, когда вы захотите. Может, вам нужно больше времени, чтобы побыть с семьей?
Мадам Анри встречается со мной взглядом.
– Возможно, – бормочет она на родном языке, – она не такая уж и дурочка.
– Пожалуйста, – едва сдерживаясь, чтобы не закричать, говорю я. Если я такая уж дурочка, то почему живу на Пятой авеню? Хотя, конечно, люди, которые судят о других по авеню, Сами дураки. – Ваши платья просто восхитительны. Когда-нибудь мне хотелось бы открыть свой собственный магазин.
Мне очень хочется научиться этому у лучшего мастера. И у меня есть рекомендации. Вы можете позвонить менеджеру магазина, в котором я работала…
– Non, – отрезает месье Анри. – Мне это не интересно. Он протягивает мне мое резюме.
– Ну и кто из нас дурак? – кисло произносит мадам Анри.
Но месье Анри, возможно увидев слезы, которыми вдруг наполняются мои глаза (Какой кошмар!
Расплакаться но время собеседования с работодателем!), вдруг смягчается.
– Мадемуазель, – говорит он и кладет руку на мое плечо. – Это не потому, что я считаю, будто у вас нет таланта. Просто у нас очень маленькая мастерская. А мои сыновья сейчас учатся в колледже.
Это очень дорого. Я не смогу платить зарплату еще одному человеку.
И тут я с изумлением слышу, как мои губы произносят четыре слова, которые я не надеялась говорить в течение ближайших пары миллионов лет. Сразу же после этого мне хочется себя застрелить.
Но поздно. Они уже вырвались:
– Я буду работать бесплатно.
Боже! Нет! Что я говорю?
Но это сработало. Месье Анри заинтригован. Его жена улыбается так, как будто выиграла в лотерею.
– Вы имеете в виду обучение? – Месье Анри опускает бифокальные очки на нос, чтобы рассмотреть меня поближе.
– Я… я… – Боже! Как я выпутаюсь из этой истории? Я ведь даже не знаю, действительно ли хочу этого. – Да, что-то вроде. А потом, когда вы увидите, как много я работаю, мы сможете предложить мне платное место.
Это уже лучше. Именно так я и поступлю. Я буду работать на него как подорванная, и он не будет знать, как обходился без меня раньше. А потом, когда он без меня уже не сможет, я пригрожу тем, что уйду, если он не будет мне платить.
Уверена, это не лучшая стратегия, чтобы получить работу. Но в данный момент другой возможности у меня нет.
– Договорились, – соглашается месье Анри. Он сует очки в карман и протягивает мне руку. – Добро пожаловать.
Пожимая в ответ его руку, я чувствую каждую мозоль на его пальцах и ладони.
– Спасибо.
Глядя на это, мадам Анри замечает на чопорном французском:
– Она и впрямь такая дуреха!
Как правильно выбрать свадебное платье.
Краткая инструкция от Лиззи Николс Что вы знаете о длине шлейфа свадебных платьев?
В основном шлейфы бывают трех типов длины: короткий шлейф – он едва касается пола; шлейф для венчания в церкви – его длина около 4 футов; шлейф для венчания в соборе – длина 6 футов (или еще больше, но только если вы принадлежите к королевской семье).
Глава 7
Лучший способ сдержать слово – это вообще его не давать.
Наполеон I (1769-1821), император Франции Я измеряю окна и кровать в квартире Чаза и Шери и плачу. И не могу остановиться. Я совсем расклеилась. Я понятия не имела, что дома кто-то есть. Поэтому, когда сонный Чаз выходит из спальни, держа в руке измятую книжку в мягкой обложке и произносит: «Господи, что ты здесь делаешь?», я взвизгиваю, выпускаю из рук сантиметр и начинаю падать.
– С тобой все в порядке? – Чаз протягивает ко мне руку, чтобы удержать, но уже поздно. Я падаю на пятую точку прямо посередине его гостиной.
Это все из-за их кривого паркета. Он во всем виноват.
– Нет, – всхлипываю я, – не в порядке.
– Что случилось? – Не могу сказать, что Чаз смеется, но все-таки уголки его рта подозрительно дрожат.
– Это не смешно, – заявляю я. Жизнь на Манхэттене практически лишила меня чувства юмора.
Конечно, когда мы с Люком лежали в постели или, развалившись на диване его мамы, смотрели по ее же плазменной панели (искусно спрятанной за подлинным гобеленом шестнадцатого века, изображающим пасторальную сцену) шоу «Выдохни и танцуй», все было прекрасно.
