Но через минуту после того, как Люк уходил на занятия- с девяти до пяти ежедневно, – все мои комплексы по поводу ненадежности моего положения возвращались, и я опять начинала думать, что сейчас как никогда близка к тому, чтобы вылететь из Нью-Йорка, как Кати Пенбейкер, и что единственным отличием между нами является то, что я не страдаю, как она, распадом личности.
Что клинически доказано.
– Прости, – говорит Чаз. Он смотрит на меня сверху вниз и старается не улыбаться. – Скажи мне, пожалуйста, почему ты рыдаешь в моей квартире средь белого дня? Люк не разрешает тебе этого делать в доме ею мамы или есть какая-то другая причина?
– Нет. – Я все еще сижу на полу. Так удобнее плакать. Чаз и Шери тщательно убирают свое жилище, и поэтому я не боюсь испачкать платье. – Шери отдала мне ваш запасной ключ, чтобы я померила окна и кровать. Я собираюсь вам сшить шторы и покрывала.
– Ты нам сошьешь шторы и покрывала? – радуется Чаз. – Здорово. – Увидев, что я продолжаю плакать, он перестает улыбаться. – Или нет. Если ты плачешь из-за этого.
– Я плачу не из-за покрывала, – говорю я, вытирая слепя тыльной стороной ладони. – Я плачу потому, что я неудачница.
– Раз так – надо выпить, – вздыхает Чаз. – Налить тебе чего-нибудь?
– Алкоголь не решит проблему, – завываю я.
– Не решит, – соглашается со мной Чаз, – но я весь вечер читал Витгенштейна, и он помог мне избавиться от мыслей о самоубийстве. Ты присоединишься ко мне? Я собираюсь сделать джин с тоником.
– Да-а-а, – икаю я. Вдруг немного джина приведет меня в порядок? У бабули это всегда получалось.
Некоторое время спустя я уже сижу рядом с Чазом на обитом золотистой тканью диване.
Подушки на нем тоже золотые. Если бы я не знала, что они были списаны из одной юридической фирмы, я бы решила, что они из китайского ресторана. Дорогого, но все-таки ресторана. Я рассказываю Чазу о плачевном состоянии моих финансов.
– И теперь, – завершаю я свой монолог, держа в руках высокий, запотевший и почти пустой стакан, – я получила работу, не скажу, что о такой я всю жизнь мечтала, но все-таки на ней смогу чемуто научиться. Но мне за нее не платят, и я понятия не имею, где взять денег, чтобы в следующем месяце заплатить за квартиру. Сейчас я не могу даже на временную работу устроиться, ведь у меня на это не будет времени, я же должна буду ходить к месье Анри. А еще я столько трачу на еду! Честно говоря, не знаю, как выкручусь, если только не продам свою коллекцию. У меня нет денег даже на метро, чтобы добраться отсюда домой. И я не могу рассказать об этом Люку, просто не могу, он, как мадам Анри, решит, что я дура. И у родителей я тоже не могу попросить, у них нет денег, я взрослая и сама должна себя содержать. Наверное, мне придется извиниться перед месье Анри, сказать, что я совершила ошибку, и пойти в ближайшее кадровое агентство в надежде, что там для меня найдется хоть какая-то работа.
Я всхлипываю.
– Или я это сделаю, или мне придется вернуться в Энн-Арбор и снова пойти работать в магазин, если мое место еще никто не занял. А если я вернусь, все станут судачить о том, как Лиззи Николс пыталась устроиться в Нью-Йорке, но у нее, как и у Кати Пенбейкер, ничего не получилось.
– Это та, которая любила уводить чужих парней? – спрашивает Чаз.
– Да, – отвечаю я. Как хорошо, что парень Шери уже знает обо всем, что касается людей, с которыми мы с Шери общались, и ему не нужно ничего объяснять, как Люку.
– По-моему, – говорит он, – они не будут сравнивать тебя с ней. Ведь у нее, кажется, не все в порядке с головой?
– Вот именно, ей можно простить то, что она не прижилась в этом городе. А мне нет!
Чаз задумывается над моими словами.
– А еще, по словам Шери, она шлюха.
По-моему, у меня сейчас начнется мигрень.
– Мы можем вообще оставить Кати Пенбейкер в покое?
– Ты первая начала, – замечает Чаз.
Что я здесь делаю? Зачем сижу с парнем моей лучшей подруги на диване и рассказываю о своих проблемах? Тем более что ее парень является еще и лучшим другом моего парня.
– Если ты расскажешь Люку, – рычу я, – хоть что-то из того, что я тебе сегодня сказала, я тебя убью. По-настоящему убью.
– Верю, – со всей серьезностью отвечает Чаз.
– Вот и хорошо. – Я не очень уверенно поднимаюсь на ноги. Чаз не пожалел джина. – Мне нужно домой. Скоро Люк вернется.
– Сиди уж, чемпионка, – говорит Чаз и толкает меня. Я плюхаюсь на диван, прямо на свой расшитый кардиган.
– Эй, поосторожней! – воплю я. – Это же чистый кашемир.
– Не кипятись, – говорит Чаз. – Я хочу тебе помочь.
Я, защищаясь, выставляю вперед ладони.
– Только не это. Ни за что. Я не хочу занимать, Чаз. Я либо выкручусь сама, либо нет. Я не притронусь к твоим деньгам.
– Приятно слышать, – сухо произносит он. – Я вообще-то не собирался предлагать тебе деньги. Я только хотел узнать, ты будешь занята в своей мастерской весь день или нет? Может, только вечером?
– Чаз, – говорю я и опускаю руки. – Мне не будут там платить. Когда тебе не платят, ты вправе сама распределять свое время.
– Точно, – соглашается он. – Можешь устроить так, чтобы по утрам ты была свободна?
– К сожалению, да, – отвечаю я.
– Видишь ли, так случилось, что «Пендергаст, Лоуглинн и Флинн» остались в утреннюю смену без секретарши. Она ушла от них в туристическую фирму музыканта Тарзана.
Я смотрю на него во все глаза:
– Ты имеешь в виду фирму твоего отца?
– Точно, – говорит Чаз. – Профессия секретарши оказалась настолько востребованной, что им пришлось разделить рабочий день на две смены. Первая – с восьми утра до двух, и вторая – с двух до восьми вечера. В вечернюю смену у них работает девушка, которая мечтает стать моделью, утреннее время ей нужно для показов… или чтобы прийти в себя после ночных тусовок, понимай, как хочешь.
Они ищут кого-нибудь для утренней смены. Если ты серьезно собралась устроиться на работу, то это неплохая возможность. Вечером ты будешь свободна и сможешь ходить к месье Как-его-там, и тебе не придется продавать коллекцию Бетти Буп или что-то еще. Правда, они платят только двадцать баксов в час, но зато у тебя будет медицинская страховка и оплачиваемый отпу…
Но договорить он так и не смог. Услышав про двадцать долларов, я бросаюсь на него.
– Чаз, ты серьезно? – кричу я, хватая его за майку. – Ты правда решил замолвить за меня словечко?
– Ой! – отвечает Чаз. – Сейчас ты вырвешь все волосы у меня на груди.
Я выпускаю майку.
– Господи, Чаз! Если я буду работать по утрам, а по вечерам ходить к месье Анри… у меня все получится. У меня получится жить в Нью-Йорке! Мне не нужно будет продавать мои вещи. Не нужно ехать домой! – И самое главное – Люк не будет считать меня неудачницей.
– Позвоню Роберте из отдела кадров и договорюсь о встрече, – говорит Чаз. – Но хочу тебя предупредить, Лизни. Это работа совсем не простая. Тебе, конечно, придется переключать звонки, но юристы моего отца занимаются разводами и составлением брачных контрактов – иными словами, делами весьма щекотливыми. Их клиенты – люди очень требовательные, поэтому юристы заняты под завязку. Работа может быть очень напряженной. Я это на своей шкуре знаю. Летом, когда я закончил институт, папа заставил меня работать с корреспонденцией у него в офисе. Я пахал как ломовая лошадь.
Я жадно внимаю.
– Там существует какой-то дресс-код? Нужно носить колготы? Я их просто ненавижу.
