Адеодат. Припоминаю это определение и целиком его одобряю.
Августин. Итак, ты видишь, что, согласно с этим определением, местоимения служат только именам и могут быть подставлены только вместо них; например, когда говоришь: 'сей муж', 'сам царь', 'та женщина', 'это золото', 'оное серебро' – сей, сам, та, это, оное суть местоимения, а муж, царь, женщина, золото, серебро – имена, которыми предметы обозначаются полнее, нежели вышеприведенными местоимениями.
Адеодат. Вижу и согласен.
Августин. Назови-ка мне теперь несколько любых союзов.
Адеодат. И, а, но, же.
Августин. А не кажется ли тебе все то, что ты назвал, именами?
Адеодат, Никоим образом.
Августин. По крайней мере, правильно ли, по-твоему, я выразился, когда сказал: 'Все то, что ты назвал'?
Адеодат. Совершенно правильно, и я уже догадываюсь, с каким удивительным искусством ты сейчас мне покажешь, что я перечислил тебе имена (существительные); ибо в противном случае о перечисленном мною не могло бы быть сказано: 'все то'. Но при этом я опасаюсь, не потому ли ты представляешься мне правильно выразившимся, что приведенные мною четыре союза я считаю словами; так что по отношению к ним выражение 'все то' могло быть правильным потому, что правильно выражение 'все эти слова'. А если ты спросишь у меня, к какой части речи относятся 'слова', я отвечу – к имени существительному. К этому же, вероятно, существительному и относилось у тебя местоимение, так что выражение твое было правильным.
Августин. Весьма остроумная ошибка, но чтобы впредь не ошибаться остроумно, вникни в то, что я буду говорить, если только сумею хорошо выразить свою мысль, ибо толковать о словах при помощи слов же – это то же самое, что, сложив руки, тереть пальцами о пальцы: едва ли кто, кроме самого трущего, сможет распознать, какие именно пальцы зудят, а какие помогают зудящим.
Адеодат. Я весь внимание, ибо ты крайне заинтриговал меня своим примером.
Августин. Слова, несомненно, состоят из звуков и букв.
Адеодат. Нисколько не сомневаюсь.
Августин. Воспользуемся же лучше всего таким свидетельством, которое нам всего дороже. Когда ап. Павел говорит: 'Ибо Сын Божий Иисус Христос, проповеданный у вас… не был 'да' и 'нет', но в Нем было 'да' (2 Кор. I, 19), следует, как мне кажется, думать, что в Иисусе Христе были не те две буквы, которые мы произносим, говоря 'да', а скорее то, что оными буквами обозначается.
Адеодат. Ты совершенно прав.
Августин. Итак, ты понимаешь, что апостол, сказав, 'в Нем было 'да', сделал не что иное, как словом 'да' назвал то, что было в Иисусе Христе; подобно тому, как если бы апостол сказал: 'В Нем была добродетель', надлежало бы согласиться, что он сделал не что иное, как назвал добродетелью то, что было в Иисусе Христе. Не эти четыре слога, которые мы произносим, говоря 'добродетель', были во Христе, но то, что этими слогами обозначается.
Адеодат. Понимаю и полностью согласен.
Августин. А понимаешь ли ты, что нет никакой разницы в том, сказать ли 'назвал добродетель', или же 'произнес имя добродетели'?
Адеодат. И это ясно.
Августин. Значит, ясно и то, что нет никакой разницы, сказать ли 'назвал словом 'да', или же 'наименовал' то, что было во Христе.
Адеодат. Вижу, что это так.
Августин. Возможно, что теперь ты также видишь и то, что я хотел тебе показать.
Адеодат. Еще не вполне.
Августин. Не видишь, значит, что имя – это то, чем называется известный предмет?
Адеодат. Это для меня несомненно.
Августин. Смотри же: 'да' – имя, если им называется то, что было в Иисусе Христе.
Адеодат. Не стану этого отрицать.
Августин. Но если бы я спросил тебя, к какой части речи относится 'да', ты, думаю, сказал бы, что оно – не имя, а слово, хотя наша аргументация и показывает, что оно – имя.
Адеодат. Похоже на то.
Августин. Сомневаешься ли еще, что именами бывают и прочие части речи, как мы сейчас и показали?
Адеодат. Не сомневаюсь, поелику допускаю, что они
