Срочно разыскивается герцог

исключением того, что даже уличный мальчишка воздержится от того, чтобы произносить такие слова прямо в лицо лорду!

– Сухари! – Это было бессмысленным, но девушка изобразила на лице победоносную улыбку. – Мне нужно было попросить кухарку приготовить больше сухарей. Вы извините меня, я отлучусь на минуту?

Все еще с бездумной улыбкой на лице она тупо повернулась и пошла прочь от него. Феба вошла в первую же дверь, к которой приблизилась, и закрыла ее за собой. С глухим звуком девушка прислонилась к ней, не обращая внимания на ручку, прижавшуюся к пояснице.

– Ох, проклятие, черт, черт побери!

Что она может сделать? Объяснить маркизу, что она хотела принять предложение от другого мужчины? Возможно, это будет хорошо принято. Конечно же, он захочет узнать, кто этот мужчина, а она едва ли сможет повернуться и выйти замуж за его брата так, чтобы маркиз этого не заметил.

Ничего нельзя было сделать. Она не может оставить его стоять там еще дольше. Феба просто должна сказать ему, перед тем, как все это зайдет еще дальше. Глубоко вдохнув, она изобразила улыбку, подобающую вежливой дочери викария, и вышла из комнаты.

Маркиз стоял именно там, где она оставила его, в таком же положении, с тем же неопределенным, но нетерпеливым выражением на лице, как игрушечный солдатик, которого забыли после игры.

Неудержимое хихиканье угрожало сорваться с ее губ. Феба с трудом подавила его, потому что ситуация была душераздирающе неловкой, и она не знала, смеяться ей или плакать.

Пока девушка приближалась к своему жениху, она изучала могущественного и богатого маркиза Брукхейвена, совершенно точно не того мужчину, которого она знала как Марбрука, и отчаянно пыталась придумать какой-нибудь способ объяснить свою ужасную – хотя и совершенно понятную, если человек немного подумает об этом – ошибку.

Затем кто-то постучал в парадную дверь в весьма своеобразной манере, сделав пять ударов – привычка, с которой Феба была очень хорошо знакома.

О Боже, нет. Это викарий.

Только этого девушке и не хватало. Сила оставила ее колени, а ее живот превратился в лед от старых страхов. Новая женщина исчезла. Только прежняя Феба осталась, чтобы столкнуться с тем, что новая Феба натворила по ошибке.

Она, должно быть, выдохнула имя вслух, потому что Брукхейвен просиял.

– Ах, замечательно. Нам с вашим отцом нужно многое обсудить, и его появление сэкономит время. – Он благосклонно кивнул Фебе. – Очень эффективно с вашей стороны устроить это.

Очень эффективно с ее стороны устроить самую неловкую ситуацию, чтобы одновременно унизить себя и перед Брукхейвеном и перед отцом?

– Ну да, я кое-что умею, – затаив дыхание, произнесла Феба, безудержная паника поднималась внутри нее. Она, несомненно, собирается заплакать – или, что еще хуже, засмеяться в припадке безостановочной истерии. Она может спрятаться, но долго это не продлится.

И был еще Марбрук. Что он подумает, когда узнает обо всем этом?

Несмотря на панику, мысль о Марбруке немного успокоила ее. Марбрук поймет, как только она объяснит ему истинное положение вещей. Он, может быть, даже сумеет придумать какой-нибудь выход из этой неразберихи!

Феба откашляла, пытаясь думать быстро, до того, как викарий сумеет пробраться мимо дворецкого.

– Милорд, скажите мне… – Быстро! – Ваш брат, лорд Марбрук… – Было ли это правильным именем? Едва ли она знала это, но поскольку Брукхейвен только внимательно смотрел на нее, то, вероятно, так оно и было. – Когда вы поставите его в известность о нашем… ах, браке?

– О, Рейф уже знает, – ответил Брукхейвен. – Фактически, это была его идея. Он подумал, что вы и я можем подойти друг другу.

Рейф? Это его имя? Какое мужественное…

Его идея?

Нет, это не может быть правильным.

– Лорд Марбрук? Вы уверены? Он примерно вашего роста и с такими же волосами, с похожими… – С похожими абсолютно всеми чертами лица, и, конечно, это был тот же самый лорд Марбрук.

Боль пронзила сердце Фебы, оставив на нем такую рану, которая, как она подозревала, никогда не затянется. Его идея.

Марбрук встретился с ней, говорил с Фебой, вывел ее в темный сад и преуспел в том, что заставил ее полностью влюбиться в него – он почти, но не совсем, поцеловал ее! – а затем он предложил своему брату жениться на ней? Действуя, словно какой-то… какой-то агент!

Она снова оказалась идиоткой, в то время как пылко обещала викарию – и самой себе – никогда больше не становиться таковой.

Ее грудь ныла, словно она слишком долго сдерживала дыхание, а ее зрение обрело хоть какую-то ясность.

Затем появился викарий, обхвативший ее в неуклюжем, но восторженном объятии. Одного этого странного происшествия было бы достаточно, чтобы выхватить ее из странного момента слабости, но затем отец поцеловал ее в лоб и произнес слова, которые она стремилась услышать от него всю жизнь.

– Ты все сделала удивительно правильно, моя дорогая. Я очень горжусь тобой.

Слова, которые она никогда больше не услышит, если разорвет эту помолвку.

Все было так ясно. Если она заговорит в этот момент и объявит о своей ошибке, то не будет больше ни неуклюжих объятий, ни энергичного одобрения. Она немедленно вернется обратно к своей роли заблудшей дочери викария, за которой нужно наблюдать, как за воришкой, чтобы она не возвратилась на свой прежний греховный путь.

Старая боль перемешалась с новой болью, и Феба спрятала лицо в отцовском жилете, чего ей не позволялось делать в течение многих лет. В ее объятиях он казался меньше – более изнуренным и похудевшим.

Хрупким. Какое странное слово, чтобы описать ее высокого, мощного отца.

Феба закрыла глаза, представляя человека, которого она знала много лет назад, еще до того, как он начал превращаться в того, кто сейчас стоял перед ней. Викарий всегда был угловатым и довольно высоким… но сейчас он казался каким-то хрупким.

Копна седых волос, решительные густые брови, которые добавляли внушительности остроте его ледяных голубых глаз… – все это было на месте, но более тонким, менее энергичным.

У возраста есть конец. Она никогда не верила, что может наступить конец для викария… до этого момента. Боль и тоска из-за потерянных лет нахлынули на нее. Так много времени потрачено впустую…

Больше так не должно продолжаться.

Тяжесть ответственности навалилась на нее с внушительной требовательностью. Если осталось всего лишь несколько лет, разве она может отказать им обоим в единственном шансе сделать это время приятным? Будет разумным, совершить следующее… взять то, что ей предложили и быть довольной этим.

Затем пришли слезы, тихие и горячие, которые потекли из ее глаз вопреки всем стараниям сдержать их.

– О, папа…

Удивительно, но викарий просто обнял ее и чуть сильнее, чем нужно похлопал дочь по спине.

– Ну-ну, моя дорогая. Полагаю, что невеста имеет право на небольшое проявление чувств, пока она делает это в кругу семьи, а, Брукхейвен?

Брукхейвен откашлялся.

– Могу я надеяться, что таких случаев не будет много?

Викарий уверенно усмехнулся.

– О, не нужно беспокоиться об этом. Моя Феба самая разумная юная леди.

Моя Феба. Моя дорогая. Слова, которых девушка так жаждала.