большой руке Виллема.
— Мой пояс, пожалуйста, — наконец сказала она как можно небрежнее.
Виллем посмотрел на то, что держал в руке.
— Так что там у тебя? — Он похлопал по кошельку. — Ведь не травы же, чтобы сохранить мальчишеский дискант?
— Если тебе так уж непременно надо знать, — недовольным тоном ответила Жуглет, — то, кроме всего прочего, там пузырек с составом, благодаря которому то, что бывает у женщин, у меня короче и протекает не так болезненно. И еще другой пузырек, подарок Жанетты, чтобы не заводились маленькие Жуглеты…
— Господи боже!
Виллем торопливо сунул ей кошель.
Привязав его к поясу, она приблизилась к Виллему. На этот раз он не отпрянул. Девушка осторожно протянула руку и дотронулась до его лица. Почувствовав прикосновение таких знакомых пальцев, он быстро, взволнованно задышал.
Этот ее жест что-то в нем расшевелил. Схватив Жуглет за запястье, он с силой его выкрутил, и ей пришлось развернуться, чтобы не сломалась кость.
— Виллем!
— Ты жалкая обманщица, — прошипел он.
— Рука… ради бога, Виллем! — задыхаясь от боли, воскликнула она.
— Извинись за обман, — сверля ее негодующим взглядом, потребовал он.
— Я придумала все это совсем не для того, чтобы обманывать тебя, я… А-а!
Он еще сильнее выкрутил ей руку.
— Перестань, Виллем, хватит! Ты — рыцарь и не должен причинять боль женщине…
— Я причиняю боль обманщице, — сердито поправил он, но руку выпустил.
Прижав пострадавшую кисть к груди, она стала поглаживать ее другой рукой, пятясь назад, пока не оказалась в дальнем углу комнаты.
Отвернувшись, рыцарь смотрел на огонь в камине.
— Убирайся, — с отвращением произнес он и сел, издав тяжкий, по причине многих ушибов и ссадин, вздох.
— Ты ведь это не всерьез.
— Ну конечно всерьез! — взорвался Виллем и отвернулся от камина. — Я-то всегда искренен и никогда не лгу.
— Я тоже.
— Да ты само воплощение обмана! Я не могу тебя больше видеть, ты украла у меня лучшего друга!
— Я и есть твой лучший друг, — возразила Жуглет.
Виллем неумолимо покачал головой.
— Нет. Мой друг — не какая-то там лгунья.
— Это правда, она не… я ни разу не произнесла ни слова лжи по поводу моего…
— Мой друг вообще не женщина! — яростно заявил Виллем, едва сдерживаясь, чтобы не закричать.
— Нет, женщина, — тихо и разгневанно произнесла Жуглет. — И тебе предстоит выбрать, сохранить нашу дружбу или предать ее забвению.
— Я сделаю выбор, как только ты признаешься, что намеренно вводила меня в заблуждение, — воскликнул Виллем. — Ложь, основанная на умолчании, все равно остается ложью. Меня оскорбляет, что ты скрывала от меня такую вещь. Это преступление против дружбы.
— И когда мне следовало тебе во всем признаться? — спросила Жуглет и вышла из угла на свет.
Виллем не сразу нашелся.
— В тот самый момент, когда у тебя впервые зародились нечистые мысли насчет меня.
Она рассмеялась.
— В тот момент как раз более всего нужно было скрывать правду, — указала она. — Я женщина пылкая, Виллем, я…
— Не говори мне этого! — В отчаянии он с такой силой замотал головой, будто хотел вытрясти ее слова из памяти. Он встал и подошел к двери. — Уходи. Я не хочу тебя видеть.
Внезапно ее охватил такой страх, что она побледнела.
— Открыв тебе правду, я подвергла себя опасности. Если Конраду или кому-то еще…
— Я не выдам твою жалкую тайну, — заверил он, глядя на пол у ее ног. — За кого ты меня принимаешь? Но прошу тебя, ради бога, уходи сейчас же, пока я еще не пришел в себя.
— Так мы друзья?
— Задай этот вопрос завтра, — отмахнулся Виллем, по-прежнему не отрывая взгляда от пола.
Сейчас, когда она опять оделась, он не мог заставить себя на нее посмотреть: он не хотел смотреть на Жуглета и видеть женское лицо.
— Уходи.
Прошло некоторое время. Не в силах успокоиться, Виллем яростно вышагивал по пустым сейчас комнатам Конрада. Собаки провожали его подозрительными взглядами, а сокол Шарите встревоженно вскрикивал на своей подставке. Со двора донеслись музыкальные трели менестреля — ими она словно бросала вызов нестройным пьяным крикам, несущимся из большого зала. Ну конечно же, это женский голос, сейчас он это ясно слышал, — низкий, хрипловатый альт, не нежное сопрано, как у Линор, но все же без басовых нот. Эрик, ужасно фальшивя, пьяно подпевал, потом к ним присоединились и другие голоса, которые Виллем не узнал. Послышался смех, а затем единственным звуком, нарушавшим тишину, стала наигрываемая на арфе взволнованная мелодия, льющаяся из окон большого зала.
Он вернулся обратно в отведенную ему комнату, чувствуя себя так, словно вот-вот сойдет с ума. Наконец, поборов импульс вылезти из окна и сбежать, карабкаясь по стене, он вышел через ту же дверь, через которую выставил Жуглет, и оказался на лестнице во внутренний двор. В небе ярко сиял месяц. Во дворе, все еще озаренном светом факелов, пахло пролитым пивом, холодным камнем и отчасти рвотой.
Эрик — с женщиной на коленях — пристроился на одной из нижних ступенек. Поглядев через плечо и узнав Виллема, он улыбнулся и окликнул его громким шепотом:
— Кузен! — Чувствовалось, что он очень пьян и рад видеть Виллема. — Иди сюда, выпей со мной! Его величество вызвал эту малышку, чтобы развлечь героя турнира, но ты заперся, так что я занялся ею сам. Если ты в настроении, у нее осталось еще немало сил… там, за кухней, есть подходящий закуток.
Женщина захихикала; издаваемые ею звуки напоминали мурлыканье.
— О боже, — тихо, с плохо скрываемым отвращением откликнулся Виллем. — Нет, этого не надо, но я выпью с тобой. Удивительно, что нас все еще обслуживают, ведь сейчас, должно быть, уже за полночь.
— Ради победителя они даже и не думают спать! — с пафосом заявил Эрик и кивнул в сторону кухни, где в самом деле горел свет.
Спустившись по ступенькам, Виллем пристроился рядом с Эриком и его мурлыкающей приятельницей — и тут узнал ее.
— Ты подруга Жуглета, — тоном обвинения заявил он.
Жанетта улыбнулась пьяной улыбкой.
— Я со всеми дружу.
—
— Где Жуглет? — спросил Виллем.
— Вы что, поссорились? — По голосу Эрика чувствовалось, что он вот-вот заснет. — После вашего разговора он вышел от тебя словно не в себе.
— Где Жуглет? — повторил Виллем, адресуя вопрос Жанетте.
Она пожала плечами.
