Конрад расхохотался и несильно ткнул его в грудь.
— Еще как вел! Жуглет — дьявол во всем, что касается его вожделения. Настоящий хищник, несмотря на свою молодость и субтильное сложение.
Догадываясь, каков скрытый мотив Конрада, Виллем благоразумно воздержался от дальнейших комментариев.
— Хищник наподобие Николаса? — вкрадчиво уточнил Павел.
Король подчеркнуто проигнорировал замечание брата.
— Виллем тоже дьявол в этом смысле, — продолжал он. — Рыцарское поведение имеет одну цель — обмануть мужей. Разве не так, Виллем? Ты прекрасно знаешь, что говорят о мужчинах с таким носом, как у тебя! Какая из этих красавиц заставила твое сердце воспламениться?
Виллем обежал взглядом коллекцию собранных в зале приятных дам, но не сумел никого выделить.
— Все они выглядят… многообещающе, — послушно ответил он, постаравшись придать голосу блудливое звучание, в чем, однако, не слишком преуспел.
— Да, они такие, — улыбнулся Конрад. — Посмотрим, сдержат ли они свои обещания.
Он хлопнул в ладоши, и в зал вошел камергер, громко наигрывая на маленькой дудке марш. За ним по двое в ряд шли оруженосцы, неся украшенные резьбой позолоченные сундуки. Сундуки поставили в центре зала, под самой большой люстрой.
— В честь выдающегося Виллема из Доля, проявившего вчера такие благородные качества на турнирном поле, — объявил Конрад, — мне пришло в голову облагодетельствовать достопочтенных дам нашего двора. Ну-ка, мальчики, откройте крышки сундуков.
Оруженосцы так и сделали. Достопочтенные придворные дамы восторженно завизжали.
Сундуки были набиты великолепными платьями и другой одеждой: тут были роскошные шелка, парча и прочие причудливые, экзотические ткани; окаймленные золотом рукава; шелковые и кожаные пояса — короче, наряды, которые трубадуры могли бы воспевать часами. Некоторые из мужей помоложе выглядели испуганно, узнав содержимое сундуков: это были те самые «костюмы», которые во время летнего разгула Конрада надевали приглашенные им проститутки. Поскольку в летнем лагере их надевали совсем ненадолго, они были мало изношены и могли сойти за новые.
— Сегодня я великодушен, как король Артур, — воскликнул Конрад, перекрывая ахи и охи женщин, столпившихся вокруг сундуков. — Берите, сколько пожелаете. Джентльмены, помогите им.
Виллем, сидя рядом с императором, увидел, что Жуглет тоже бродит между сундуками, критическим взором изучая их содержимое. Вот ее рука залезла в один из сундуков и вынырнула оттуда с туникой из красного шелка. Рукава и воротник обильно украшало золотое и серебряное шитье, а сама туника была отделана горностаем. Жуглет очень женственным движением подняла ее. Туника была большая и отнюдь не самая роскошная по сравнению с другими нарядами в сундуках, но, безусловно, придавала женственный вид тому, кто надевал ее.
— Сегодня я буду здесь самой хорошо одетой дамой! — перекрикивая шум голосов, шутливо провозгласила менестрель, и почти все взгляды на мгновение метнулись в сторону ее голоса.
Виллем чуть не подскочил от беспокойства.
Жуглет взмахнула ресницами, посылая стоящим рядом мужчинам воздушные поцелуи. А герцогу Лоррейна, который, стоя на коленях рядом с сундуком, помогал беременной жене вытаскивать зеленое платье, достался самый настоящий поцелуй в лоб.
— Разве из меня не получится прекрасная дама, если я вот это надену? — спросила Жуглет.
Вокруг послышались смешки. Она натянула тунику через голову, прямо поверх одежды; в итоге туника топорщилась во все стороны буграми. Кончиками пальцев Жуглет подхватила ткань примерно там, где должны находиться соски, и крикнула капельдинеру:
— Сударь, сюда неплохо бы поместить пару яблок! Ну, кто хочет быть моим поклонником?
И потом Виллем едва не вскрикнул, когда она приказала:
— Виллем из Доля, добрый господин, попробуйте-ка уговорить меня пойти с вами.
С этими словами она приняла позу, долженствующую изображать, как она робеет, но тем не менее томится от любви: одна рука вяло прижата ко лбу, другая отставлена назад. Виллем против воли был очарован этой убедительной пантомимой молодого мужчины, неубедительно изображающего молодую женщину. В том, как она это делала, определенно было что-то дьявольское.
Все вокруг закричали:
— Виллем! Виллем из Доля! Дама ждет! Охваченный смущением, он смотрел на Жуглет. Стремясь ублажить аудиторию, она игриво подмигнула ему, но выражение ее лица не было игривым, нет. На нем явственно читался вызов.
Раз так, он поднялся со своего места рядом с королем. Вокруг захлопали и засвистели, подбадривая его. Он шагал к застывшей в центре зала Жуглет, и люди расступались перед ним. Под их взглядами его неуверенность улетучивалась; всеобщее внимание придало ему храбрости, и к тому моменту, когда он оказался рядом с Жуглет, он был настроен, вопреки обыкновению, почти нахально.
Опустившись на одно колено, он склонил голову и покорно сказал:
— Моя госпожа, вы — сияющая звезда на моем небосклоне, и я отдал бы все, лишь бы упокоиться на вашей груди.
Зрители разразились смешками и свистом.
— Ничего не имею против, — проворковала Жуглет, вульгарно имитируя манеру Линор, и опустилась на одно колено рядом с ним.
Изящно обхватив Виллема рукой за затылок, она грубо прижала его к своей груди.
Там ощущались маленькие, но определенно женственные выпуклости: ухом и скулой Виллем чувствовал их далее сквозь слои одежды. Этой ночью он уже видел ее груди в свете камина, таращился на них, да и вообще на нее, как на какого-нибудь суккуба,[9] но эти детали стерлись из памяти. То, что он ощущал сейчас, не сотрешь; сейчас на его коже словно выжгли клеймо.
Притянутый к ее груди — к женской груди, вне всяких сомнений, — он разглядел что-то женственное и в чертах ее лица. Она была интересная женщина. Не хорошенькая, нет, не изящная, какой, предположительно, должна быть благородная дама. Не утонченно совершенная, как его сестра, не соблазнительно округлая, как вдова. Но это было лицо, способное приворожить — и под стать духу, которым Виллем восхищался годами. Он поразился тому, какую глупость совершил, отказавшись от нее этой ночью. Он смотрел вверх, на ее лицо, Жуглет поглядела вниз, и, когда их взгляды на мгновение встретились, она улыбнулась ему, очень личной улыбкой. От этой улыбки внутри у него все перевернулось, в особенности когда он вспомнил, что брат короля во все глаза смотрит на него.
Конрад почувствовал беспокойство брата, даже не глядя на него. И повернулся к Павлу, собираясь спросить, что его так взволновало, с тем расчетом, чтобы еще больше позлить.
Однако на лице кардинала было выражение, которое Конрад хорошо помнил еще по их подростковым словесным схваткам: хитрое, ликующее, победоносное; обычно оно всегда предвосхищало крупную ссору. Конраду не требовалось даже проследить за взглядом брата. Он знал, что Павел смотрит на Жуглета и Виллема.
Жуглет демонстративно захлопала бледными ресницами.
— Ох, мой господин, вы такой храбрый, преданный, рыцарственный, великодушный, сильный — и очень красивый. Единственное препятствие, стоящее на пути нашей любви…
Она посмотрела на него с таким чисто женским обожанием, что он невольно покраснел…
Но это выражение мгновенно исчезло. Она с силой оттолкнула его и спросила совсем другим, удивительно мерзким тоном:
— Каково ваше происхождение, сударь? Вы ведь просто безземельный рыцарь, не так ли? Ба! Я придерживаюсь правила — влюбляться только в свою ровню или в тех, кто выше.
И она театральным жестом показала ему нос.
Зрители — и молодые дамы, и их зрелые мужья — рассмеялись, признавая, что да, такова жизнь, ничего не поделаешь.
