жену. Где же тут место любви?
Менестрель вытянула руку раскрытой ладонью вверх.
— Положи сюда монетку, и я напишу тебе любовную песню для нее. Тогда и спустя тысячу лет люди будут думать, что ты был без ума от нее. За это она тебя и вознаградит — за полет фантазии, за то, что благодаря тебе она, прожив жизнь в лишенном любви браке, сможет утешаться мыслью, что когда-нибудь люди станут верить, будто она тоже была желанна.
Рыцарь состроил гримасу.
— Звучит прямо-таки устрашающе.
Конрад рассмеялся.
— Ты действительно чистая душа, друг мой. Император похлопал его по покрытому синяками плечу, и Виллем вздрогнул от боли. Стремясь избежать новых проявлений монаршей симпатии, он потянулся и встал.
— Прошу извинить меня, сир, но я перебрал нынче днем вашего превосходного вина и должен облегчиться. — Он поклонился и направился к двери, бросив через плечо: — Ваша милость, я, конечно, необъективен, но, идя на обед, видел, как дворецкий нес в хранилище бочонок бургундского вина…
— Это был мой маленький дар, — с гордостью объявил Альфонс.
— Очень маленький, давным-давно просроченный налог, — поправил его Конрад, сосредоточенно чистя ногти.
— В любом случае это вино превосходно, сир, — сказал Виллем. — И поскольку ваши мальчики заняты, может, Жуглет сделает хоть что-нибудь полезное и принесет нам немного?
— Я изо всех сил стараюсь не делать ничего полезного, — лениво откликнулась она из оконной ниши.
Виллем пожал плечами и вышел.
Некоторое время трое оставшихся сидели в молчании.
— Сразимся, дядя, — сказал наконец Конрад, с преувеличенно скучающим видом кивнув в сторону шахмат.
— Может, Жуглет сыграет нам что-нибудь? — спросил Альфонс.
— Попозже, — ответил Конрад и зевнул. — Сейчас я хотел бы доставить удовольствие Виллему и попробовать твоего злосчастного вина. Пойди, Жуглет, принеси нам немного.
Менестрель мало чего боялась в жизни, но подвал всегда заставлял ее напрягаться. Все знали, что именно сюда солдаты приводят объекты своих желаний, по доброму согласию или даже против воли — женщин и мальчиков. Три года назад Жуглет именно здесь пришлось руками и ногами отбиваться от нападения одного рыцаря, впоследствии лишившегося за это расположения Конрада.
Подвал находился непосредственно под большим залом. Вырезанный прямо в скале на глубине около тридцати шагов под поверхностью земли, он простирался на всю ширину горного хребта. На его северном конце, с маленьким боковым выходом на кухню, имелись небольшие оконца, пропускающие слабый свет; тут хранились овощи, зелень и сыры. В центре размещались зерно, мука, груды корзин и ящиков, а на южном конце, в прохладной полутьме, вино. Здесь дверь была высокая и широкая — достаточно большая, чтобы втаскивать внутрь огромные бочки, поднятые по склону горы. И сейчас тут стояли несколько больших бочек, каждая в своей собственной, тоже вырезанной в скале нише. Внутри, но непосредственно рядом с дверью, тянулся длинный стол, за которым помощник дворецкого проводил почти все свое время, наливая вино в графины и кувшины, которые тут же уносили наверх. Сразу за дверью имелись два водоема и родник, но их использовали главным образом для мытья посуды и овощей или для приготовления еды. Жажду обитатели замка удовлетворяли почти исключительно вином.
Когда Жуглет с фонарем в руке спустилась в подвал, там было непривычно тихо и пусто. Дворецкий и его подручные, скорее всего, помогали во внутреннем дворе разгружать телеги. Отсутствие людей лишь усилило беспокойство Жуглет. Она закрыла за собой дверь, зная, что дворецкий будет браниться, если вернется и обнаружит, что она открыта. Не зная точно, в какой бочке бургундское, Жуглет поставила фонарь на пол и огляделась, надеясь, что нужная емкость сама заявит о себе.
Внезапно большие, грубые руки схватили ее сзади и притянули к мощному торсу. Быстрее мысли она со всей силой нанесла нападающему мощный удар ногой в пах и отскочила, когда он отпустил ее, вскрикнув от боли.
— Черт побери, Жуглет, — прохрипел откуда-то с влажного каменного пола жалобно знакомый голос.
— Ох, господи! — Жуглет подошла к скрючившейся на полу фигуре. — Прости! Что ты здесь делаешь?
— Тебя жду, — прошептал Виллем, судя по всему сильно пострадавший, и выругался сквозь стиснутые зубы.
Чисто инстинктивно она потянулась к тому месту, куда ударила его, но он оттолкнул ее руку и жалобно пробормотал:
— Так плохо даже вчера на поле боя не было.
— Прости, — повторила она. — Зачем ты ждал меня?
Все еще тяжело дыша, Виллем подал Жуглет знак наклониться поближе. Что она и сделала, повернувшись к нему ухом, чтобы лучше слышать. Он и сам приподнялся, однако вместо того, чтобы заговорить, быстро, коротко поцеловал ее. После чего снова распростерся на холодном сыром полу, устремив на Жуглет полный надежды мягкий взгляд карих глаз.
Она отшатнулась и некоторое время изумленно смотрела на него. Потом уголки ее губ слегка дрогнули.
— Будь я благородной дамой, отвесила бы тебе пощечину.
— Но ты ведь не такая, — ответил он и, несмотря на боль, нерешительно улыбнулся.
— Это очень опасно, — сказала она, слыша стук собственного сердца.
— Ты права, прости, — тут же отозвался он. — Я уйду первым, вот только дай мне время прийти в себя.
Жуглет заколебалась, а потом все же поцеловала его. Их губы слились, языки проникли внутрь, нерешительно, осторожно изучая друг друга. Жуглет издала низкий звук возбуждения, Виллем вскинул руки, чтобы обнять ее, притянуть к полу… но тут послышался стук открываемой двери и характерное флегматичное покашливание дворецкого.
— Эй, кто тут? — требовательно спросил покрытый каплями дождя старый рыцарь, вглядываясь во тьму.
Этот человек так хорошо знал подвал — он очень серьезно относился к своей работе, воспринимая ее как великую честь, — что, без сомнения, заметил бы даже новое гнездо тараканов.
— Это всего лишь я, сударь, и Виллем из Доля, — очень прямо сидя на полу, успокоила его Жуглет. — Он помогал мне найти бургундское вино, но в темноте мы столкнулись друг с другом.
Понимая, что глаза дворецкого еще не привыкли к темноте, она быстро провела рукой по щеке Виллема. Он потянулся и поцеловал запястье, которое прошлой ночью выкручивал с такой силой. Потом она быстро поднялась, чтобы не вызвать никаких подозрений.
Дворецкий без труда нашел бургундское вино, и молодые люди вышли на галерею, почти слыша, как бьются сердца друг у друга. Пока они бок о бок поднимались по винтовой лестнице в покои Конрада, напряжение между ними было так велико, что воздух едва не потрескивал. Виллем был доволен тем, как он все это устроил, но сейчас изо всех сил сражался с эрекцией, понимая, что в таком виде появляться у Конрада никак нельзя.
По счастью, император тут же потребовал, чтобы Виллем сыграл еще партию в шахматы с Альфонсом, собираясь подсказывать герою, как лучше ходить, чтобы обыграть графа. Это дало Виллему возможность сесть. Каждый раз, когда рыцарь собирался сделать не слишком хорошо продуманный ход (а так было почти всегда), Конрад объяснял, чем это может ему грозить. Несмотря на столь мудрое руководство, Виллем проиграл, поскольку мысли его (и даже глаза) были прикованы отнюдь не к шахматной доске. Жуглет тоже выглядела ужасно рассеянной, чем сильно раздражала Конрада: сидя в оконной нише, она всю оставшуюся часть дня играла на фиделе такие нервные мелодии, что собаки в ответ принимались
