Я покачала головой:
— Не знаю, но предполагаю, что это самец, потому что мало кто из женщин способен на такое. Бывает, но редко.
— У нас есть свидетель, что женщина, владеющая этим домом, и ее подруга входили сюда около двух часов ночи. — Зебровски закрыл глаза, будто вспоминая точный текст. — Они казались пьяными, и с ними был мужчина.
— Есть свидетель? — спросила я.
— Если мужчина, который привез их домой, оборотень, и не лежит в той куче в ванне, то да.
Я об этом не подумала.
— Вообще-то может там лежать. Кстати, почему вода стоит так высоко, почему не сработал страховочный слив?
— Наш стажер сказал, что там застрял кусок тела. Меня передернуло.
— Тогда понятно, с чего его выворачивает.
— А на этом я проиграл, — сказал Мерлиони.
— На чем? — спросила я.
— Почти все мы ставили, что тебя вывернет.
— А кто ставил на меня?
Зебровски прокашлялся:
— Это я.
— И что ты выиграл?
— Ужин на двоих у «Тони».
— А ты, — спросила я у Мерлиони, — что выиграл на том, что я там шарила?
— Баксы.
Я покачала головой:
— Чтоб вы все лопнули! — И я пошла к двери.
— Погоди, у нас еще одно пари, — окликнул меня Мерлиони. — Кто была та цыпочка на телефоне, когда Зебровски тебя разбудил?
Я готова была отпустить убийственный комментарий, когда меня остановил голос от дверей:
— Вы видали что-нибудь подобное после Нью-Мексико?
Я обернулась к дверям, где стоял мой любимый агент ФБР. Специальный агент Брэдли Брэдфорд, улыбаясь протягивал мне руку.
Глава 55
Брэдли был сотрудником Отдела Специальных Исследований — новое подразделение по борьбе с преступлениями, имеющими противоестественную подоплеку. В последний раз мы с ним работали на весьма грязных убийствах в Нью-Мексико.
На его твердое пожатие я ответила своим таким же. Он улыбнулся — думаю, мы оба были рады видеть друг друга. Но он обвел взглядом комнату и нашел Зебровски.
— Сержант Зебровски, я думаю, вы ведете праведную жизнь.
Зебровски подошел к нам:
— О чем это вы, агент Брэдфорд?
Агент показал тонкий конверт плотной бумаги.
— Напротив клуба, где эти женщины были вчера вечером, есть магазин. В прошлом году его ограбили, и после этого поставили отличную систему наблюдения.
Шутки кончились. Зебровски вдруг стал полностью серьезен.
— И?
— На ленте есть мужчина, подходящий под описание вашего свидетеля. Он был вчера с этим женщинами, они прошли точно под окном магазина. — Он открыл конверт. — Я взял на себя смелость сделать отпечаток со стоп-кадра.
— И раздать его всем вашим людям, — предположил Мерлиони.
— Нет, детектив. Это единственный экземпляр, и я первым делом принес его сюда.
Мерлиони, может, и хотел бы поспорить, но Зебровски ему не дал.
— Мне все равно, кто раскроет это дело, лишь бы мы взяли этого типа.
— Я того же мнения, — ответил Брэдли.
Я ему не до конца поверила. В прошлый наш разговор его крошечный отдел находился на грани расформирования, а дела из его производства хотели передать в отдел поддержки расследований, то есть в отдел серийных убийц. Брэдли был из хороших парней. Он действительно больше интересовался раскрытием преступлений, чем карьерным успехом, но его новый отдел был ему дорог. Он был всерьез убежден, что федералам такой нужен. Я с ним была согласна. Так зачем же он передает единственный экземпляр снимка? Поделиться — это имело бы смысл, просто отдать — никакого.
— Что ты думаешь, Анита? — спросил он.
Я посмотрела на снимок. Черно-белый, на самом деле вполне хорошего качества. Две смеющиеся женщины и между ними высокий мужчина. Брюнетка, что шла слева, походила на фотографии на первом этаже дома. Я не спрашивала имени женщины, чей дом это был. Не хотела знать. Не зная, проще было войти в ту ванную и рыться в останках.
Вторая женщина была мне смутно знакома.
— Ее нет на групповой фотографии на первом этаже? Похоже, снимали на какой-то вечеринке.
— Проверим, — сказал Зебровски.
— А о мужчине что можете сказать? — спросил Брэдли.
Я вгляделась в мужчину на фотографии. Может быть, это наш убийца, а может быть, он лежит в куче костей в ванне. На фотографии он был высоким, широкоплечим. Прямые каштановые волосы убраны в длинный хвост на затылке, и сейчас одна из женщин за него дергала, играла с ним. Лицо с широкими скулами, красивый. Не так, как Ричард, но чем-то они были странно друг на друга похожи — оба высокие, оба широкоплечие, оба классически красивые. Но что-то было в лице на фотографии, что заставило меня поежиться.
Наверное, потому что я знала: через несколько часов эти женщины будут зверски убиты. Может, это было мое воображение, но мне не понравилось лицо этого человека, когда он поднял глаза и заметил камеру. Вот почему у него такой странный взгляд, такое выражение лица.
— Он заметил камеру, — сказала я.
— То есть? — не понял Зебровски.
— Посмотри на его лицо. Ему не нравится, что его снимают.
— Наверное, знал, что собирается с ними делать, — предположил Мерлиони. — И не хотел, чтобы его видели с жертвами перед убийством.
— Может быть. — Я все глядела на его лицо, и, кажется, оно мне было знакомо.
— Узнаете его? — спросил Брэдли.
Я подняла на него глаза. Лицо у него было безразличное, безэмоциональное, но я в его невинный вид не поверила.
— Откуда бы?
— Ну, он оборотень. И если это тот, кого мы ищем, я думаю, вы могли его где-нибудь видеть.
Врал Брэдли, я это чуяла. Даже у меня не хватило бы бестактности в лицо обвинить его во лжи, но от необходимости что-нибудь сказать избавил меня звонок моего сотового. Сегодня я его носила с собой, закрепив на поясе, — на тот случай, если вдруг Мюзетт и компания не захотят уезжать из города без шума. Считайте меня глупой, но я им не верила.
— Алло?
— Это Анита Блейк? — спросил женский голос, которого я не узнала.
— Да.
— Говорит детектив О'Брайен.
Как ни странно, за всей этой вампирской политикой и новым убийством я не успела подумать о разыскиваемом международном террористе Леопольде Хайнрике.
— Рада вас слышать, детектив О'Брайен. Что случилось?
