— Когда вы с Жан-Клодом чуть не умерли, — ответил Истина.
— И Ричард тоже, — добавил Грэхем. — Наш Ульфрик тоже умирал.
Истина слегка поклонился ему:
— Я не хотел никого оскорбить, волк.
— Да ладно, о’кей, — буркнул Грэхем.
— Вампиры не стали бы слушать твоего Ульфрика, — встрял Нечестивец.
По интонации, по позе, с которой он это сказал, ясно было, что он набивается на ссору.
— Нечестивец, не затевай ссору.
Он повернулся ко мне так, что мне чуть были видны его глаза.
— Я не затеваю.
— Я недостаточно выздоровела, чтобы еще и вас разнимать. Ну-ка, всем вести себя как взрослым. О’кей?
Нечестивец посмотрел на меня не совсем так чтобы дружелюбно, но ничего больше не сказал. Я приняла это угрюмое молчание. Братья — это были ценные кадры, мышцы, которые нам давно уже были нужны, но они меня и раздражали иногда. Всегда от них было ощущение, что совсем они не такие хорошие и послушные детки, как могли бы быть. Может, дело в том, что несколько веков все вампиры были с ними во вражде. Глава их линии крови сошел с ума и послал своих вампиров устраивать среди людей бойню. Братья его убили, поскольку совет вампиров решил, что его надо убить. Преступление их состояло в том, что они пережили его смерть. Существует предрассудок, что младшие вампиры не могут пережить гибель своего родоначальника. Жан-Клод говорил, что для слабых вампиров это верно, но предполагалось, что верно для всех. Думаю, этот предрассудок насаждается для предотвращения дворцовых переворотов. И конечно, только очень сильный вампир мог бы пытаться свергнуть своего создателя.
Я дала братьям кров, дала мастера, которого они могли назвать своим. Истина бы погиб, не поделись я с ним тогда силой Жан-Клода. А куда один брат, туда и другой, поэтому Нечестивец тоже стал нашим.
— Расскажи-ка мне про львов, — попросила я.
— Ашер распоряжался в городе как
— И что?
— Он не самый сильный вампир в Сент-Луисе после Жан-Клода. Мы думали, — это «мы» явно включало его и брата, — что Жан-Клоду несколько застилает глаза сентиментальность. Но лидеру нужны и другие качества, кроме вампирских сил. Ашер оказался решителен, беспощаден и быстр.
— Это насчет чего решителен, беспощаден и быстр? — спросила я.
— Нам нужны были еще бойцы, — ответил Грэхем.
— Ты это уже говорил.
Грэхем кивнул.
— Да рассказывай, не буду злиться.
Нечестивец засмеялся — резкий лающий хохот, совсем не тот тихий мужской смешок, который он себе позволял время от времени.
— Не обещай, пока не узнала.
— Узнаю, когда ты мне расскажешь.
И сама услышала в своем голосе нотку злости. Вот черт!
— Ашер обратился к Огюстину в Чикаго. Просил прислать солдат, — сообщил Нечестивец.
— И позволил Огги снова прислать своих львов на нашу территорию, — заключила я.
Истина и Нечестивец кивнули, и Истина спросил:
— Ты понимаешь, что это значит для Рекса Сент-Луиса и его прайда?
Лежа в постели, я подумала над вопросом. Да, я знала.
— В ноябре я отослала львов Огги обратно в Чикаго, потому что иначе они бы захватили прайд Джозефа. У него никого нет достаточно сильного, чтобы защитить его от хулиганов Огги.
— Не уверен, что им бы понравилось название «хулиганы», — сказал Нечестивец, — но оно достаточно точное. — Он улыбнулся очень неприятной улыбкой, превратившей его красивое лицо в какое-то совсем другое. Более низменное, менее изощренное, более реальное. У Истины и Нечестивца есть честь, и на эту честь можно рассчитывать, можно ей доверять. Если бы этой чести было хоть на дюйм меньше, они были бы абсолютно ненадежны и слишком опасны, чтобы их при себе держать.
— Они уже наехали на прайд Джозефа? — спросила я.
— Еще нет, — ответил Грэхем. — Мне кажется, они сперва хотят поговорить с тобой.
— Со мной, не с Жан-Клодом, — уточнила я.
— С Жан-Клодом они говорили. Он лишил львов своей защиты.
— Так что все в твоих руках, крошка, — добавил Нечестивец.
— Во главе мохнатой коалиции стоит Мика, — сказала я.
— Мика их оттуда вышиб. Только ты можешь заставить его принять их обратно, — ответил Грэхем.
— Когда твой Нимир-Радж узнал, что сделали львы Сент-Луиса, он их обвинил в нарушении договоров и с волками, и с леопардами, — сообщил Истина.
Нечестивец подхватил:
— Так как они нарушили договор, то коалиции они больше не союзники. И члены коалиции им ничего не должны.
— И если львы Огги на них нападут, никто им не придет на помощь, — тихим голосом закончила я.
— Именно.
Нечестивец явно был доволен.
— Джозеф там ждет снаружи, один, — сказал Грэхем. — Он думает, что ты окажешься слабым звеном.
Я посмотрела на Грэхема, потому что формулировка мне показалась странной.
— А ты считаешь, что я должна предоставить Джозефа и его львов их судьбе.
— Они нас предали, — сказал Грэхем.
Я увидела в его лице нечто, какую-то твердость, которую не замечала раньше. Он мог бы быть хорошим телохранителем, когда отвлекается от мысли кого-нибудь трахнуть, но жестким он не был, беспощадным не был. До сих пор.
Я помнила, что говорила Эдуарду: что я еще расплачусь со львами за предательство. Эдуард собирался мне помочь. Но Джозефа я знала, и его людей тоже. Они были реальные, и не все из них слова доброго не стоили. Тревис и Ноэль меня кормили долгие месяцы, пока я пыталась найти себе постоянного льва. Удовлетворить мою львицу им было слабо, но они хорошие ребята.
— Сказать ему, чтобы уходил? — спросил Грэхем.
Я задумалась. Так просто будет отказаться его принять. И куда проще быть безжалостной и жестокосердной, если не глядеть в лицо тому, кого приговорила к смерти. Может, я еще смогла бы удержать львов Огги от истребления всего прайда, но одна смерть была бы совершенно неминуема: самого Джозефа.
— Позови его, — сказала я.
— Ты думаешь, это удачная мысль? — спросил Нечестивец, сумев сохранить нейтральный голос.
— Не видеть его было бы легче, — ответила я.
— Зачем же тогда его видеть?
— Именно потому, что не видеть легче.
— Не вижу смысла.
— А я вижу, — возразил ему Истина.
И я обменялась с ним долгим взглядом. Он понял, почему я должна отказать Джозефу лично: потому что если я не могу глядеть ему в глаза и говорить правду, значит, собираюсь сделать что-то неправильное. Я должна его увидеть, чтобы узнать: могу ли я стоять не вмешиваясь, предоставив природе обойтись с городскими львами, как ей, природе, свойственно. В конце концов, черт побери, не моя проблема, что с ними будет. Они нас предали. Они умыли руки, предоставив нам погибать. Для них собственная моральная
