Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

— Это Гумилёв? — тихо спросила Танюшка. Я молча коротко кивнул. — Почему ты его так любишь, Олег?

— Он учит, каким должен быть мужчина… и как надо относиться к чести, войне и женщине. А здесь только это и имеет значение, Тань. Вот веришь или нет — только это.

— Почитай ещё, — попросила она. — То. Про лес.

— В том лесу белёсоватые стволы
Выступали неожиданно из мглы.
Из земли за корнем корень выходил,
Словно руки обитателей могил.
Под покровом ярко-огненной листвы
Великаны жили, карлики и львы.
И в песке следы видали рыбаки
Шестипалой человеческой руки.
Никогда судьба сюда не завела
Пэра Франции иль Круглого Столла,
И разбойник не гнездился здесь в кустах,
И пещерки не выкапывал монах…
Лишь отсюда в душный вечер грозовой
Вышла женщина с кошачьей головой —
Но в короне из литого серебра.
И стонала и металась до утра,
И скончалась тихой смертью на заре,

Перед тем, как дал причастье ей кюре… — я умолк, а Танюшка тихим, очень хорошим каким-то голосом задумчиво дочитала:

— Это было, это было в те года,
От которых не осталось и следа.
Это было, это было в той стране,
О которой не загрезишь и во сне…

— Я придумал это, глядя на твои, — вновь заговорил я, касаясь пальцами Танюшкиных волос: — Косы — кольца огневеющей змеи,

На твои зеленоватые глаза,
Как персидская больная бирюза.
Может быть, тот лес — душа твоя,
Может быть, тот лес — любовь моя…
Или, может быть, когда умрём,
Мы в тот лес отправимся вдвоём…
Мы в тот лес отправимся вдвоём…

… - У тебя красивая девчонка.

Я обернулся. Колька-атаман стоял на камне чуть повыше меня. Я молча положил ладонь на камень и коротким прыжком взлетел туда же. Посмотрел вслед Танюшкиной тени, растаявшей в черноте ночи. И подтвердил:

— Красивая.

— Иринка тоже была красивой, — Колька достал из ножен меч-скьявону. — Ты и правда хорошо фехтуешь? Марио все уши об этом прожужжал.

— Я хорошо фехтую, — кивнул я, вытаскивая из ножен палаш и показывая клинок Кольке.

— Давай попробуем здесь? — Колька топнул ногой. — Не сходя с камня. Кто кого заставит отступить.

За его спиной была широкая трещина, врываясь в которую, гневно шипело море. Я помедлил и, убрав палаш, положил руку на плечо казачонку — тот коротко вздрогнул и посмотрел на меня с удивлённым испугом.

— Не надо, — тихо сказал я. — Не помогает это. Хоть в кровь разбейся.

— Странно, — недоумённо ответил Колька. — Плакать хочется. Всё это время хочется плакать. А не получается. Так больно… так больно-о…

Игорь Басаргин
Была любимая,
Горел очаг…
Теперь зови меня
Несущим мрак!
Чужих шагов в ночи растаял след…
С тех пор я больше не считал ни месяцев, ни лет…

Была любимая
И звёзд лучи.
Теперь зови меня
Ты — смерть в ночи!
Я просыпаюсь ночью, и вперёд
По выжженным краям вновь месть меня ведёт…

Была любимая
И свет небес.
Теперь зови меня
Творящим месть!
Со мною встретился — и вот оно.
И кто там ждёт тебя вдали — мне всё равно.

Была любимая
И лес весной.
Теперь зови меня
Кошмарным сном!
Дробятся кости и огонь трещит —
Крик не поможет и мольба не защитит…