— До Куры отсюда километров сто пятьдесят, — Колька указал вытянутой рукой на белоголовые горные пики. — Смотри, там ещё зима. А вон там — видишь? — сигнальный дым, — в самом деле — вдали тянулась к нему тонкая струйка чёрного цвета. — Это где-то в районе Боржоми.
— Там есть минеральная вода? — поинтересовался я.
— Есть… Но мы туда не попадём, нам ближе. Хотя тропинки в наших местах ещё те.
— Я это вижу, — кивнул я, скользнув взглядом по медленно ползущей неподалёку цепочке наших ребят. — Еле тащимся…
— Ну, негры передвигаются ещё медленней, — Колька чихнул. — а на левый берег Куры они и вообще пока не перебрались. Иначе дым изменился бы… Успеваем! — он засмеялся и хлопнул меня по плечу, но глаза у Кольки оставались печально-холодными. — А вон, смотри — туры.
Огромные рыжие быки шли всего метрах в двадцати от нас — но за пропастью, занимавшей все эти двадцать метров. Я напрягся, хотя понимал, что добраться до нас эти могучие существа не смогут при всём их желании. У переднего быка я мог бы улечься на лбу — и едва ли достал бы до кончиков рогов раскинутыми руками.
— Я, когда мы ещё только-только сюда пришли, — сказал Колька, — видел, как вот такой тур убил эндрюсархуса, который напал на стадо.
— А я только раз эндрюсархуса видел, — вспомнил я. — В Испании, прошлой весной… А ты давно здесь?
— Седьмой год, — сказал Колька, и, повернувшись, зашагал вниз, к нашим…
…По рукам прямо на ходу путешествовал здоровенный котелок с чёрной икрой-самосолкой. Её зачерпывали сухарями, щедро разбазаренными Тилем из своих запасов. Я присоединился к этому безобразию, но икра мне не понравилась. Кто-то из ребят громко, но лениво рассказывал, как видел на Каспии 'залом' — нерестящиеся осетры забили устье Волги на протяжении трёх километров вперемешку со стерлядью и огромными, по семь-десять метров, белугами, а каспийские казачата ходили по бёдра в выхлестнутой икре, заготавливая копченья на зиму. 'Я с тех пор, — закончил мальчишка, — копчёную рыбу и икру вообще есть не могу.'
— Этот вроде как браконьерство, — неуверенно сказал Иван. Казачонок отмахнулся:
— Да какое браконьерство… Этот мир нас даже не замечает. На Камчатке, рассказывали, во время нереста воду из ручья не возьмёшь — лосось…
— Это да, — подтвердил один из мальчишек Тиля на дикой смеси нескольких языков, в основе которой лежал его родной голландский, — мы там были. Скажете, что вру, да я бы и сам не поверил, но я вот такую речку, — он кивнул в сторону пропасти, — перешёл по рыбе и ног не замочил.
— А я сам не видел, но читал, — вступил я, — в Америке стада бизонов…
— А я не читал, но видел, — заметил Джек. — Мы один раз в центр такого стада попали. Двое суток сидели на холме, а потом ещё несколько часов вообще встать не могли — казалось, что земля шевелится, волнами идёт.
— Слушайте, — снова вклинился я, — кто-нибудь из вас бывал на Пацифиде?
Молчание — частью недоумённое, частью смущенное — было мне ответом. Потом я услышал голос Тиля:
— Шесть лет назад я ещё не жил на Терсхеллинге. Ты, наверное, не знаешь, Олег, но всех, с кем я попал сюда, убили не негры, а французы Жиля Руа — вон, Лаури тебе про него расскажет… да и Пашка, кажется, с ним встречался…
— Встречался, — подтвердил хмуро черноволосый скуластый атаман. — Не удивлюсь, если дома он был пациентом дурки. Твой Свен, Лаури, между прочим, доброе дело сделал, что прикончил его…
— Да его не мы прикончили, его девчонка одна, итальянка, зарезала, — возразил Лаури. — Он её изнасиловал, ну… А мы уж только его отряд добили.
— Мы не об этом, — перебил его Тиль. Казалось, ему совсем не жарко в его чёрной тугой коже. — Так вот. Я тогда добрался до Украины, а там присоединился к русскому отряду Артура Шаманова.
— По прозвищу 'Сумасшедший Шаман', — дополнил Джек. — Негры его, кажется, года четыре назад на кол посадили где-то в Северной Африке — я там как раз домой пробирался…
— Он самый, — кивнул Тиль. — Я с ним восемь месяцев ходил — по Сибири ходили, а с побережья Дальнего Востока на трёх насадах добрались до Пацифиды, на северо-западное побережье. Нас тогда было почти сто человек… Так вот. Я командовал уже тогда… был третьим кормчим, по-нашему — третьим сторменом. Первую насаду вёл сам Артур, вторую — Лио Ривело, франкист ещё 30-х годов. На Лусоне мы перебили больше трёх тысяч ниггеров и чинились. Вот как-то вечером Лио сказал, что Пацифида — совсем рядом и что он за свою жизнь дважды добирался до её берегов, но так и не высадился. Я тогда о Пацифиде вообще ничего толком не знал, ну а Артура не зря же называли Сумасшедший Шаман. Мы погребли на Пацифиду. Уже в виду берегов налетел тайфун. Пять суток нас мотало, растеряли мы друг друга… У меня трёх человек смыло, бочки с пресной водой раскололо — четыре из пяти. Улёгся тайфун — гляжу, а всего в миле от нас болтается Артур, и берега по-прежнему не так далеко, только не те, к которым мы гребли, а на триста миль южнее. В общем — погребли мы искать Лио. Вдоль берегов, естественно, раз нас возле них гоняло, то чем он хуже? И нашли. На пятые сутки поисков нашли. Мы бочки починили и вошли в реку, запастись пресной водой. Поднялись мили на три и буквально наткнулись на насаду Лио. Она стояла у берега на якорях, совершенно целая. И ни единого человека на ней. А было около тридцати.
— Негры, — сказал Видов.
— Насада была совершенно целая, — повторил Лио.
— Они ушли в джунгли, — предположил я, — а там на них напали.
— Ты не моряк, Олег, — заметил Джек. — На корабле всегда остаётся людей не меньше, чем нужно, чтобы выйти в море. В данном случае — наверное, минимум восемь человек, да, Тиль?
Тот кивнул и продолжал:
— Артур и я собирались искать. Переночевать и искать, но… — Тиль потёр щёку. — Но под утро — а ночь, надо сказать, была неприятной из-за звуков в джунглях, — Джек кивнул, вспоминая что-то своё, — до стоянки добрался один из мальчишек, что были с Лио. У него оказалась почти оторвана левая рука и вырван левый бок, кроме того, он никого не узнавал, да и прожил-то всего полчаса, но перед смертью вроде бы очнулся и сказал: 'Все погибли. Бойтесь барабанов. Не ходите за барабанами.' А буквально через десять минут, — Тиль сделал многозначительную паузу, — мы услышали в джунглях барабаны. Такой ритмичный сигнал, совсем не похожий на негритянский грохот. Я до сих пор его помню… — и Тиль отшлёпал по кожаному рукаву глухую дробь.
— Это 'Марш-атака', — сказал кто-то, — не может быть.
— И вообще, это больше смахивает на страшилку, — заметил Андрей Соколов. — 'Девочка, девочка,
